Ник Демин - Ветеран (СИ)
***
Кстати, я узнал правду о своей будущей армейской службе. Оказывается, я попал под раздачу. Существует прошение о королевском помиловании, так называемое "бегство от закона", то есть преступникам дают возможность кровью искупить свою вину. Сюда идут те, кому светит высшая мера наказания; те, кто решил серьезно завязать со своим прошлым; те, кого повязали на горячем. Отправляются такие призывы, как преступники, так же и охраняются. Содержатся в специальных лагерях, которые охраняются круче чем каторжанские, проходят там минимальный курс обучения и отправляются в ближайшую горячую точку. Используют их всех на полную катушку, если обычные войска могут оберечь, то ВВС никто беречь не собирается. Их кидают в прорыв, используют в заведомо проигрышных ситуациях. Все они контролируются военными магами. Обычный процент потерь в атакующем строю, для таких войск, 97 %. В живых остаются трое из сотни и это считается удачным раскладом. Поэтому все эти сроки на семь лет службы в ВВС, не более чем фикция. Непонятно только почему они не разбегаются. Я для себя решил, что сбегу при малейшей же возможности, только бы она представилась - эта возможность. Пока же такой возможности не было.
5
Вот и прошло пять дней. Нас выгнали рано утром из пересыльной тюрьмы, месте где огромная скученность, очень много народу, где в камерах тяжело дышать, потому что на площади в двадцать квадратных метров помещается около пятидесяти человек, где камера похожа на узкий длинный пенал, с маленьким окошечком в самом конце, где постоянно идет движение по камере и строго следят, чтобы у окна человек находился не более двадцати минут.
Теперь нас ожидал этап. Этап это очень тяжело. Если тюрьма это бесправие, то этап это бесправие возведенное в абсолют. На этапе ставятся в старшие ночные братья, переводятся в чушкари и опущенные. Любой этап - это всегдашний шмон, причем минимум два, при отправке и при прибытии, шмоны страшные, на которых практически невозможно ничего пронести. Прощупывается вся одежда, в случае малейшего подозрения рвется каждый рубчик, а иногда и просто так, для того чтобы показать свою силу и указать прибывшим, что они пыль на ногах самого ничтожнейшего из стражи. Здесь при шмоне переламывается и протирается в труху самый маленький кусочек серого, арестантского хлеба. Это тяжелые дневные переходы, выполненные на пределе. Здесь как нельзя более остро ощущаешь свою беспомощность и никчемность, под грубые окрики стражи, издевки ночных братьев, как называют сами себя воры и убийцы. Очень легко получить тупым древком по почкам, или плетью по спине, быть отданным леопарду или здоровенным пастушьим псам, с помощью которых и охраняют этапы. Это в первую очередь то, что замечает новичок, первый раз попавший на этап.
Люди, попавшие хотя бы второй раз начинают понимать, что этап это не только горести. Этап, это как весточка с воли: можно повидаться со старыми друзьями, узнать последние новости, увидеть краешек вольного мира. Как и везде, как и всегда - для одних новые люди это страх и проблемы, для других - новые знакомства и впечатления. Очень осторожно глаза сидельца начинают находить среди стражи тех, у кого можно выменять на какие-нибудь безделушки немного вольной жизни. О нет, конечно, они не отпустят тебя, но могут дать тебе пожевать листья бетель или сладкий дым, да и простую выпивку с небольшим куском козьего сыра. Рассказывают, что один бедолага, этапируемый из алмазных копей, умудрился спрятать небольшой алмаз, за который купил себе ночь с женщиной. Врут наверное, но это из тех сказок. Которые пересказываются вечерами. А глаза слушающих завистливо блестят.
Мы шли пешком в один из центров расположенных на юге Объединенных Королевств, где нас собирались поднатаскать физически, а потом уже отправить в части, где нам предстояло служить.
Шустрый долго распинался о превратностях судьбы, жаловался на жизнь, вспоминал старушку маму, младших братишек и сестренок, число которых постоянно варьировалось от трех, в обычные дни, до семи, когда надо было бить на жалость. Я же в ответ рассказал ему свою историю и только потом понял, что при всей своей молчаливости и его словесном поносе, я ему рассказал все, а он умудрился умолчать обо все. Так что о нем я как ничего не знал, так и не знаю.
Кстати, парень, про которого говорили, что я его убил - оказался шпионом. За ним через два дня прискакала Эльфийская Стража, чтобы схватить, но поздно. Труп уже сожгли в городском крематории. Меня еще раз допросили, причем я честно отвечал. Что ничего не помню, но на свободу не выпустили. Все-таки это несправедливость: если Король кого-нибудь замочит, то это казнь; дворянин - дуэль; а я - убийство. Иээх! За все простому человеку страдать приходится...
Мы шли пешком, королевскими дорогами, где постоянно сквозили патрули в обе стороны и через каждые сорок километров стояла небольшая башенка, где находились несколько отставных солдат, чаще всего инвалидов, которые занимались тем, что передавали новости с помощью гелиографа. По этой дороге текли людские толпы, благо, что не окраина империи. Купцы с возами, которые тащили флегматичные волы, курьеры в запыленных камзолах, проносившиеся мимо вместе с цокотом копыт, дворянские кареты, с плотно зашторенными окнами, огромные дилижансы омнибусы, влекомые двенадцатью лошадьми. И мы... сто с лишним человек, собранные в колонну по два, сцепленные между собой колодками. Нашей целью, было пройти за день сорок километров, от башенки до башенки. Часто, около башенок, стояли трактиры, в этом случае мы имели шанс получить еды чуть больше чем это полагается арестанту. Хозяин договаривался с конвоирами, те присылали наиболее безобидных заключенных, наколоть дрова, убрать за лошадьми, наносить воды, ну и другую мелкую работу. Конвойных на халяву кормили и поили, ну и нам доставалось немного еды. На этапе полагалось кусок хлеба с соленой рыбиной утром и миска каши - вечером. Если ты съедал завтрак, то весь день мучился от жажды, если не съедал - от голода. Поэтому такая подработка была очень полезной для нас. Шустрый говорил, что сейчас стало легче, их хоть чем-то кормят, раньше еда полагалась один раз в три дня, все остальное время считалось, что нас накормят сердобольные обыватели
- А ты, сколько идем, встречал хоть одного дурака, который подал тебе корку хлеба? - спрашивал возмущенно Шустрый и сам же отвечал. - Нет! Ты можешь сдохнуть здесь на дороге, это даже выгоднее крестьянам /разумеется он сказал не крестьянам, он сказал - этим сукам. Просто я вымарываю из текста такие выражения, стараясь заменить их общепринятыми/. Они получают от губернаторов и князей денежку, за каждого похороненного с дороги. Погоди час вспомню как называется, - он притворно закатывает глаза, а потом выдает, - "За поддержание муниципальных и общегосударственных объектов в чистоте и дополнительные затраты по утилизации мусора"! Нет, ты видал! Нас же еще и мусорами обзывают, сволочи.
