Вад Ветров - Логофет. Убить скуку.
"Какие крепкие нервы" - подумала женщина глядя на огонь и рассуждая, как можно жить не видя как растет и взрослеет твой ребенок, не переживая с ним первую любовь, первые успехи и неудачи? Затем ее мысли плавно перетекли на собственную семью, на глаза навернулись слезы, она тихонько поплакала, уткнувшись в ладони и, наконец-то забылась нервным, чутким сном. Ей приснилась дочь, которая стояла у черной мраморной плиты с ее именем. Арина всей душой потянулась к ней, ей захотелось утешить, вытереть слезы, как в детстве прижать к себе, сказать, что с нею все в порядке, она вернется и все у них будет хорошо. Но какая-то невидимая сила держала женщину за кромкой сна, не давая приблизиться, словно ее душа намертво прикипела к неповоротливому, тяжелому и такому неуклюжему телу, застрявшему где-то между измерениями. Она рванулась сильнее, чувствую, как со звоном рвется нить, связывающая ее с плотью. Чтобы утешить самого дорогого для нее человека она была готова стать призраком, бесплотным духом, кем угодно, только бы высушить слезы из глаз ее девочки. Арина изо всех сил желала прорваться сквозь барьер, ощущая, как липкая и тягучая субстанция, в которой она увязла, начинает потихоньку поддаваться под ее отчаянными порывами. И вдруг все прекратилось. Видение исчезло, и женщина оказалась в белом тумане, сквозь который проглядывала знакомая золотистая фигура. Нежный голос, который последний год не единожды слышался Арине во снах, произнес:
- Все будет хорошо. Она переживет потерю, сохранив в памяти только светлые воспоминания.
- Я умерла?
- В этом мире - нет. Но там, где твоя душа томилась в заточении, ты мертва.
- Как?
Перед глазами потрясенной женщины открылось окно, в котором она увидела искореженную перевернутую машину, скорую помощь и громадой возвышающийся посреди дороги труп большого лося. Арина заплакала.
- Что будет с моим ребенком?
Туман немного подвинулся, из него появилась изящная рука в сиянии золотого света и нежно, словно маленькую девочку погладила Арину по голове. Вместе с этим простым движением пришло знание, что ничего плохого с ее родными никогда не произойдет, что их жизнь будет длинна и счастлива, а боль потери сменится легкой грустью и светлыми воспоминаниями. Это знание забрало остатки тревоги и провело черту между двумя жизнями Арины.
- Я обещаю тебе, что у твоей дочери все будет хорошо. Не печалься о ней. Исполни предназначенное, вернись домой. - Отозвался из тумана, затихающий голос и Арина открыла глаза.
Сэмуил прислушался к организму и, поняв, что поспать больше не удастся, со стоном встал с импровизированного ложа и тут же у него возникло острое желание упасть обратно и умереть. Тело ломило, словно он спал не на куче мягких веток, а на голых камнях. Сэм даже не подозревал, что в ногах и ягодицах столько мышц, каждая из которых с диким энтузиазмом вдруг решила возопить о своем существовании несчастному хозяину. Волоча ноги и поминая всех демонов ночи Сэмуил проковыляв к дальним кустикам, выполнил все необходимые организму утренние функции и медленно побрел обратно. Огромные деревья-великаны ровными рядами возносились вверх, оставляя только небольшие просветы неба. Сэм подумал, что ни разу не видел светила на небосклоне, как не видел и облаков. Только голубые кусочки ясного чистого неба. Утро и ночь наступали сразу, словно кто-то играл с фонарем, не было ни красных отблесков заката, ни розово-оранжевых сполохов предрассветной дымки. Даже тумана и сумерек не было, как не было и звезд. "Перун, где же мы находимся?" - подумал парень, поворачиваясь к лежаку Арины, чтобы обсудить с нею свои наблюдения. Лежак был пуст. На Сэмуила накатил дикий страх, он ясно представил себя одного в глуши дикого леса, голодного и испуганного скорчившегося под кустом среди сотен зубастых тварей с вожделением облизывающихся на его филей.
- Арина! - Хрипло закричал он со всей дури молодых легких.
- Я здесь! - Глухо донеслось откуда-то со стороны ручья. И что-то Сэму не понравилось в звучащем отзыве, забыв о боли в ногах, он бегом бросился на голос.
Арина метала ножи. Одна нога немного впереди, замах вверх и назад за голову, толчок, разворот туловища влево и плавное ускоряющиеся движение руки из-за плеча - первый нож в цели, второй, третий. Четвертый уже по рукоятку сидит в измочаленной коре лесного великана. Десять шагов, с холодным безразличием выдернуть ножи и все сначала. Замах, толчок, бросок, десять шагов...
- Что случилось?
Арина повернула к нему искаженное злостью лицо.
- О, ничего не случилось просто какая-то б... - пояснение внутреннего переводчика к следующему слово прозвучало в мозгу Сэма, как: " вульгарная женщина, продающая свое тело за деньги", - взяла за привычку решать за меня, как мне жить, что мне делать и как мне умереть! Какая-то инопланетная дрянь решила выдернуть меня из моего родного мира и отправить черт знает куда для решения придуманных ею проблем! Я никогда никому не позволяла распоряжаться своею жизнью и жизнями близких и дорогих мне людей и этой заразе не позволю! Я достану ее, чтобы мне это не стоило и вгоню эти ножи в прекрасное тело этой суки! - Лицо женщины исказил звериный оскал, верхняя губа поднялась, обнажая зубы, из горла раздалось рычание, с нечеловеческой силой она яростно по самую рукоятку вогнала в ствол охотничий нож.
Сэмуил резко попятился. Словно клокочущая лава, вырвавшаяся из плена земной коры, на него обжигающим потоком хлынули чужие эмоции, сметая все тщательно выстроенные еще в начальной школе на Хатайе барьеры. Они облепили его тонкой пленкой, не давая дышать, двигаться, адекватно мыслить. Чужая боль, разочарование, бессилие и злость рвали его душу на части. Сэмуил упал на колени, сжав голову ладонями не в силах вынести этот эмоциональный коктейль. Череп взорвался изнутри, в глаза хлынул поток смутных образов и видений он упал на бок и второй раз за прошедшие сутки потерял сознание.
Очнулся Сэм от нестерпимой вони, издаваемой клочком ваты, которым перед его носом с сосредоточенным видом махала стоящая на коленях Арина. От женщины шли флюиды тревоги и... легкой вины?
- Только не это. - Чуть не плача простонал Сэм. - Я так этого избегал. Перун, за что? - Он поднял глаза к небу, словно пытаясь рассмотреть воинственного бога, спрятавшегося в ветвях неподвижно застывших деревьев.
- Сэмуил, что с тобою, малыш? - В голосе Арины слышалась непритворное волнение.
Сэм перевел взгляд на подругу.
- Твоя ярость снесла все барьеры в моей голове. Барьеры, которые ставили лучшие волхвы Искарая! Я тебе рассказывал, что у меня дар эмпатии, но не рассказывал насколько тяжело постоянно чувствовать чужие эмоции, пропускать их через себя, ощущая как свои собственные. Ты себе не представляешь, как неприятно, беседуя с человеком чувствовать его отношение, предугадывать его действия. Особенно это тяжело ребенку. - Сэмуил сел и со вздохом, опустив глаза в землю, продолжил, - Я тогда первый раз влюбился. Влюбился в стажерку - учительницу музыки. Мне было пятнадцать лет, и я уже два года жил в Искарае, считая себя если не взрослым то, по крайней мере, опытным и самостоятельным мужчиной. Она была возвышенно красивой - хрупкой, неземной, волшебной. Я помню ее тонкие длинные пальцы, порхающие по клавишам рояля, одухотворенное лицо с полуприкрытыми глазами, тень от ресниц, маленький носик, пухлые губы. А какие замечательные ямочки появлялись у нее на щеках, когда она смеялась... Я был готов целовать землю, по которой ступала ее изящная ножка. Бывало, сидел, часами прижавшись щекой к ее стулу, мечтая о свидании и представляя себе такие сцены, от которых у меня сладко ныло внизу живота. Именно тогда я впервые узнал значение фразы "мокрые штанишки", которую часто использовали старшеклассники, подтрунивая друг над другом и которую мы "мелкота" трактовали совершенно по-другому. Через полгода тихих страданий я набрался храбрости и в канун Авсеня, не особо рассчитывая на положительный результат, пригласил ее на свидание. К моему удивлению и радости она согласилась. Ариша! - Арина улыбнулась, отметив для себя это новое обращение, - Как мне передать словами ту бурю чувств, которая играла в моей душе, когда я, трепеща, одетый, словно на парад с букетом цветов ждал ее в условленном месте. От волнения у меня вспотела спина, и я ужасно боялся, что от меня будет пахнуть. Когда она появилась, вся такая воздушная в цветастом платье, синих открытых туфельках на тонких высоких каблучках, я потерял дар речи и, засмущавшись, сунул ей цветы, буркнув что-то о прекрасном вечере. А потом, идя рядом с нею, мучительно краснел, боясь ляпнуть что-нибудь глупое. Она же словно не замечала моего смущения, рассказывала о музыке, о концертах на которых побывала, о знаменитостях с которыми встречалась. Мы перекусили в кафе, и присели на лавочку в парке неподалеку от школы. Она казалась мне еще прекраснее, умнее, недосягаемее, чем обычно. Как я пятнадцатилетний шалопай мог претендовать на любовь такой замечательной девушки! От этих мыслей мне становилось тошно, но моя возлюбленная этого не замечала. Она легко поддерживала беседу, постепенно втягивая меня в разговор и словно невзначай взяла меня за руку. Я от этого невинного прикосновения испытал настоящий экстаз... Она еще что-то рассказывала, хитро посматривая на меня из-под длинных ресниц, но я уже не слушал. Ее ладонь жгла мне пальцы, мне хотелось прикоснуться к ее волосам, уткнуться в них лицом и вдыхать аромат ее легких духов. В какой-то момент, набравшись смелости, протянул руку погладить ее роскошные длинные волосы, в беспорядке рассыпанные по плечам. Я ожидал взрыва, возмущения, нотаций, но она замолчала и, повернув ко мне лицо, с легкой улыбкой спросила:
