Джон Толкиен - Хранители
Все 144 гостя ожидали приятного праздника, хотя несколько опасались послеобеденной речи хозяина (впрочем, речи неизбежной). Бильбо был склонен к тому, что он называл поэзией; иногда, особенно после стакана или двух, рассказывал об удивительных приключениях во время своего знаменитого путешествия. Гости не были разочарованы: праздник получился весьма приятным, богатым, обильным, разнообразным и длительным. В последующие недели цена продовольствия во всем районе весьма сильно упала, но поскольку праздники Бильбо истощили запасы всех складов, погребов, кладовых на мили вокруг, это не имело большого значения.
После еды наступила очередь речи. Большинство из собравшихся были теперь, впрочем, в терпимом настроении, в том приятном состоянии, которое они называют «заполнить все углы». Они пили свои любимые напитки, ели свои любимые лакомства, и страхи их были забыты. Они готовы были слушать и приветствовать кого угодно.
— Мои дорогие гости! — начал Бильбо, поднимаясь с места.
— Слушайте! Слушайте! Слушайте! — закричали гости и повторяли это хором, казалось, не желая следовать собственному совету. Бильбо сошел со своего места и взобрался на стул под иллюминированным деревом. Свет ламп падал на его круглое лицо; золотые пуговицы сверкали на его шелковом костюме. Все видели, как он стоит, помахивая в воздухе рукой, в то время как другая была в кармане брюк.
— Мои дорогие Торбинсы и Булкинсы, — начал он снова, — мои дорогие Кроли и Брендизайки, Граббы и Чаббы, Бероузы и Хорнблауэры, Болдеры и Брейсгирдли, Гудбоди и Брокхаузы, Длинноноги…
— Длинноноги! — завопил престарелый хоббит в конце павильона. Это, конечно, была его фамилия, и он вполне оправдывал ее: ноги его были большие, заросшие шерстью, и обе лежали на столе.
— Длинноноги, — повторил Бильбо. — А так же мои добрые Лякошель-Торбинсы, которых я наконец-то приветствую в Торбе-на-Круче. Сегодня мне исполнилось сто одиннадцать лет.
— Ура! Ура! Многая лета! — закричали они и забарабанили по столам. Бильбо выступил блистательно. Именно такие речи они любили: короткие и ясные.
— Надеюсь, вы все так же рады, как и я?
Оглушительные вопли. Крики «Да!» («Нет» — тоже). Звуки труб и рогов, дудок и флейт, и других музыкальных инструментов. Как уже было сказано, тут присутствовало множество юных хоббитов. В руках у них были десятки дудок и трещоток. На большинстве их стояла марка Дейла: для большинства хоббитов это ничего не говорило, но все соглашались, что дудки отличные. Это были маленькие, но превосходно сделанные инструменты, с отличным звучанием. В одном углу молодые Кроли и Брендизайки, решив, что дядюшка Бильбо уже кончил свою речь, поскольку он сказал все необходимое, организовали импровизированный оркестр и начали веселый танец. Мастер Эвард Крол и мисс Мелилот Брендизайк встали из-за стола и с колокольчиками в руках начали танцевать «высокий круг» — танец веселый, но несколько излишне энергичный.
Но Бильбо еще не кончил. Взяв у стоящего рядом хоббитенка рог, он протрубил в него трижды. Шум прекратился.
— Я не задержу вас долго, — воскликнул он. — Я созвал вас с целью…
Тон, каким он произнес это, произвел впечатление. Наступила тишина, а один или два Крола насторожились.
— Даже с тремя целями! Во-первых, чтобы сказать вам, что я вас всех очень люблю и что сто одиннадцать лет — слишком короткий срок жизни среди таких великолепных и положительных хоббитов…
Громовой взрыв одобрения.
— Я не знаю и половины из вас так, как мне хотелось бы, и половина из вас нравится мне меньше, чем вы того заслуживаете.
Это было неожиданно и несколько затруднительно. Послышалось несколько отрывочных аплодисментов, но большинство старались переработать услышанное и понять, в чем же заключается комплимент.
— Во-вторых, чтобы отметить свой день рождения. — Вновь приветственные крики гостей. — Вернее наш день рождения. Так как это также день рождения моего племянника, приемного сына и наследника Фродо. Он вступил в возраст и в права наследия…
Несколько осторожных хлопков старших хоббитов, несколько громких выкриков: «Фродо! Фродо! Веселый Фродо!» младших. Лякошель-Торбинсы нахмурились и задумались над тем, что же означает «вступил в права наследования».
— Вместе мы прожили 144 года. Ваша численность подобрана так, чтобы составить это же число — один гросс, если можно так выразиться…
Молчание. Это уже не комплимент. Многие гости, особенно Лякошель-Торбинсы, были оскорблены, чувствуя, что их пригласили только для заполнения числа. «Один гросс». Что за вульгарное выражение? (Гроссами в Уделе считали домашний скот).
— Если мне будет позволено сослаться на древнюю историю, этот день — годовщина моего прибытия на бочке в город Эсгарот на долгом озере: но в тот момент я забыл о том, что это день моего рождения. Тогда мне был всего лишь пятьдесят один год, и день рождения не казался мне важным. Банкет тогда был великолепен, хотя я так замерз, что смог сказать лишь «большое спасибо». Теперь я могу произнести более правильно — большое спасибо всем пришедшим на мой скромный прием…
Упорное молчание. Все боялись, что теперь неизбежна песня или стихи: и они уже соскучились. Почему он не перестает болтать и не даст им возможность заняться едой и питьем? Но Бильбо не пел и не читал стихов. Он помолчал немного.
— В-третьих, и это последнее, — сказал он, — я хочу сделать объявление. — Последнее слово он произнес так громко и внезапно, что все, кто еще мог, сели прямо. — Мне не хочется этого говорить — как я уже заявил, 111 лет — слишком короткий срок для жизни с вами, но это конец. Я ухожу. Я оставляю вас сейчас же. Прощайте!
Он сошел со стула и исчез. Вспышка яркого пламени — на мгновение все гости ослепли. Когда они открыли глаза, Бильбо не было нигде видно. Сто сорок четыре изумленных хоббита сидели молча. Старый Одо Длинноног убрал ноги со стола и топнул. Затем наступила мертвая тишина, пока внезапно, после нескольких глубоких вздохов каждый Торбинс, Булкинс, Крол, Брендизайк, Грабб, Чабб, Бероуз, Болдер, Брейсгирдл, Брокхауз, Гудбоди, Хорнблауэр и Длинноног не начали наконец говорить.
Все пришли к общему мнению, что шутка очень дурного вкуса и необходимо еще очень много еды и питья, чтобы у гостей прошел шок и раздражение. «Он сошел с ума, я всегда это говорил», — таково было наиболее популярное высказывание. Даже Кроли (за немногими исключениями) решили, что поведение Бильбо нелепо. В тот момент все считали, что исчезновение Бильбо — всего лишь глупая выходка.
Но старый Рори Брендизайк не был так уверен в этом. Ни возраст, ни роскошный обед не затуманили его рассудка, и он сказал своей невестке Эсмеральде:
