Ксения Баштовая - Маленьких все обидеть норовят!
— А надо? — вкрадчиво поинтересовалась пустота рядом голосом Воконра. — А то я могу!
Как-то и не сомневаюсь…
Мотнув головой, я отыскал взглядом Михшула. Бог воровства, между тем, уже добрался до Аэлиниэль и сейчас что-то быстро втолковывал ей на ухо. Судя по отсутствующему взгляду эльфийки, та совершенно не замечала горбоносого, но внезапно бледность начала отступать с ее лица, и девушка стала еще увереннее проталкиваться вперед…
Ой, и что мне это все так не нравится?…
Жизнь — дорога. Где-то ровная и гладкая, где-то в выбоинах и колдобинах.
Жизнь — дорога. Но живущий — не просто путник.
Многоликие долгие века были изгнанниками. Вот и боги у нас такие же… Мама как-то всплакнула — неправильные… Говорят, за Гранью миров живет Вестенбур, его даже богом трудно назвать, он просто делает колеса… Обычные колеса, деревянные, со множеством спиц… Сделает он колесо, да толкнет катиться его вперед по дороге жизни… И каждое колесо — чья-то судьба.
Сделано пол-оборота — оказался наверху, сыплется на тебя счастье, удача, богатство… Что ценил в жизни — то и получишь.
Еще пол-оборота — и ты на земле, тяжелый обод, к которому привязан, вдавливает в грязь… И ждет тогда тебя предательство, обида и нищета…
Пол-оборота — горе. Пол-оборота — счастье. Пол-оборота — жизнь. Пол-оборота — смерть…
Побежало мое колесо по дороге, сделало пол-оборота, взметнуло душу вверх, к самым небесам — Лерса жива! Жива, жива! Снова и снова можно повторять…
Но крутится колесо дальше. Заканчивается оборот, хрустят кости под тяжелым ободом — и мчится по улице взбесившийся конь, шарахаются в разные стороны напуганные люди, а одна девчонка, хрупкая, чем-то неуловимым похожая на Лерсу, замирает на дороге…
Инстинкты зверя, затаившегося в человеческом теле, срабатывают сами — отбросив поводья, я метнулся вперед, ладонь сомкнулась на узком запястье… Резкий рывок.
Мы катимся по земле. Конь мчится дальше… Все кончено.
Я медленно сажусь, глотая воздух — нельзя так резко позволять зверю командовать телом: все плывет и качается, глаза никак не перестроятся, и даже запястья на мгновение утончились, покрывшись короткой рыжей шерстью…
А с лица спасенной девушки все не пропадает страх, глаза медленно округляются, словно она только сейчас поняла, что происходит…
— Ааааааааааааааа!!! Оборотень!!! Люди, спасите, оборотень!!! — она отчаянно вырывается из моих рук.
Толпа закружила, поволокла куда-то вперед, мелькнуло на мгновение испуганное лицо Аэлиниэль, я встретился взглядом с удивленными глазами Дирана…
Людская масса тащила, пинала, кружила в чудовищном водовороте, мелькали дома… И тонкая, почти невесомая нефрэйная веревка, обхватив запястья, обжигает руки.
Воспоминания обрывчаты. Все кружится бешенным калейдоскопом. Площадь. Эшафот, на который заталкивают меня. Какой-то мужчина в длинной синей мантии встряхивает свитком с тяжелой сургучной печатью.
Толпа шумит, колышется… Пробивается вперед Ли… Аэлиниэль. Даже в мыслях нельзя назвать ее ласково… Кто она и кто я? Светлая графиня и оборотень без роду-племени…
Нефрэйная веревка жжет запястья, не давая перекинуться. Слова судьи доносятся как сквозь толстый слой кэйнсы.
— …обвиняется в том… в присутствии свидетелей… оборотень… порождение Тьмы… приговаривается… через отсечение головы… Обжалованию не подлежит… Палач…
И отчаянные глаза Аэлиниэль, рвущейся к эшафоту…
Прощай. Просто прощай. Я не сказал, не осмелился, да и теперь уже вряд ли скажу о своих чувствах… Прощай. Прости.
Душа, как выжженное пепелище. Прокатилось колесо, да видно кончилась его дорога. Но Аэлиниэль вдруг буквально взлетает по скрипучим ступеням. Золотые волосы растрепались… И голос звенит, разносясь над площадью:
— Един закон для вольных земель Аларии! И гласит он: «Приговоренный к смертной казни будет помилован, если невинная дева согласится взять его в законные мужья!» — и прямой взгляд глаза в глаза: — Я, Аэлиниэль Элиштас ли`Тайренкиль, беру тебя в мужья, Шамит О`Нэриис!
Мертвая тишина теплым одеялом окутала площадь. Комок застрял в горле, царапая и мешая говорить. И нет никого и ничего… Только ее глаза… Можно лишь шептать, сбивчиво повторяя:
— Лин, не надо! Не надо, прошу! Не ломай свою судьбу. Ты найдешь себе другого! Лучше, умнее…
Ее тонкие пальцы коснулись моих губ, останавливая и призывая молчать… Тихий шепот прозвучал громче крика:
— Какой же ты все-таки глупый, Шем…
Сумасшедший дом… Нет, они точно все… Того-этого… Пересчитали все отроги Хребта собственной головой, начиная с самого высокого пика! Это… Это же просто эпидемия какая-то заразная. Сперва — Тери, потом Гил, теперь вот рыжий с остроухой…
Спешите видеть, дорогие граждане! Дурдом на выезде!
Рядом всхлипнула какая-то горожанка, растроганно вытирая слезы засаленным фартуком:
— Такая молодая! И такой необдуманный шаг!..
Мир сошел с ума, а я и не заметил…
Отступление первое (слегка вопросительное)Полноводная Орита берет свое начало у подножия Таркских гор, медленно течет по полям Такалии, заглядывает в низменности Кайсна и впадает в Сию — самое большое из Хорских озер. Забегает Оркита и к Таркриму. Показывается близ западных стен и вновь мчится вперед, неся свои воды к Сие…
Чуть поодаль основного русла, в самом Таркриме, расположилась старица, поддерживаемая добрым десятком подземных ключей — жители города при любой, даже самой страшной осаде не останутся без воды.
На берегах же самой Ориты кого только не встретишь…
Высокая черноволосая девушка в бирюзовом платье под цвет глаз окинула мрачным взором берег реки и, подобрав среди ошлифованной водами гальки мелкий камушек, с силой запустила его по водной глади. Невесть как попавший на берег осколок вулканического стекла, отполированный волнами до гальки, резво заскакал по воде. Девушка проводила взглядом оставляемые им «блинчики» и задушевно сообщила окружающей природе:
— Кхартэлье илл`яртанга тх`ин!
Фраза, высказанная Ее Высочеством Марикой иc`Аргал гар Тарркхан, была составлена в соответствии со всеми правилами классического старотемного и представляла собой столь виртуозно построенную и, мягко говоря, неприличную конструкцию, что не всякий толмач рискнул бы перевести сие выражение на всеобщий, вполне объяснимо беспокоясь за собственный моральный облик.
А потому раздавшийся из-за спины девушки вопрос звучал, как минимум, глупо…