Александр Авраменко - Красно Солнышко
- Вздеть этого.
Князь указал на того вонючку, которого свалил Храбр. Миг, и вот уже дикарь стоит на коленях с растянутыми руками, привязанными к толстой жерди. Славянин чуть наклонился к пленнику, произнёс несколько слов на неведомом языке – чужак замотал головой, зачастил, захлёбываясь торопливо. Гостомысл слушал, потом перевёл:
- Это – Оттон. Местный князь. Франк. Его усадьба неподалёку. Он готов нам сдать укрепление, если мы пощадим его. Сопровождающие Оттона воины его не волнуют. Деревня, где мы взяли скот, принадлежит так же ему.
- Это как понять, принадлежит?
Не понял кто-то из воев, и князь пояснил:
- То его рабы. Потому и принадлежит.
- Рабы?!
- Рабы.
Повторил князь. Потом скомандовал:
- Повязать всех, кто уже в путах – проверьте получше, чтобы не сразу освободились.
Воины быстро упаковали пленников, прикрутив их за шеи к длинным крепким жердям, а руки связав за спиной. Впрочем, это, наверное, было излишним – низкорослые франки, а самый высокий из них, Оттон, едва доставал младшему из славянских отроков до плеча. С ужасом косились на возвышающихся над пленниками на две, а то три головы, закованных в сталь гигантов, общающихся между собой на неведомом языке. Пленного вождя франков выпихнули вперёд, и понурив голову, тот послушно повёл захватчиков разорять свой дом…
- Олег, худобу освободи. Пускай к рабам возвращается.
Самый младший из отроков торопливо полоснул ножом по сыромятным ремешкам, спутывавших ноги угнанных коров, затем бросился следом, нагоняя остальных. На немой взгляд Слава, шепнул:
- Спят. Даже не проснулись.
Отрок улыбнулся – наука воинская, изученная в Арконе, впрок пошла не только ему…
… Идущий впереди Оттон вывел дружину из леса, и сразу за деревьями пошла накатанная повозками колея. Пленный франк что-то пробурчал, угрюмо отведя глаза в сторону:
- Он просит не вести его с остальными. Позор воину.
- Позор воину? Он себя воином считает?!
Дружинники возмутились не на шутку: ещё бы - от своих родовичей отказался! Крестьян держит в чёрном теле – у славян собаки лучше живут, чем его рабы! Воинов подчинённых готов на смерть отправить, лишь бы только шкуру спасти. И, самое главное – не колеблясь ни мгновения, повёл врагов к родным очагам, вместо того, чтобы умереть, но не выдать сородичей. Так о какой же чести может речь идти?! Гостомысл выслушал всех, потом молча обнажил меч, кольнул пленника в грудь, коротко что-то бросил на том же незнакомом языке. Оттон взмолился, но тут уже князь не выдержал, а просто отвесил тому хорошую затрещину. Завизжав, франк торопливо, едва ли не бегом, побежал вперёд…
…Кое-как оструганный тын, редкий и худой. Вольга, самый сильный из славян, ради шутки легко выдернул рукой вкопанное кое-как бревно в гребень невысокого песчаного вала… Двухэтажное бревенчатое строение под земляной крышей – обиталище самого Оттона и его семьи, морщинистой, измученной тяжёлой жизнью женщины, моложе самого франка лет на пять, и троих детей. Двух мальчишек, лет десяти-одиннадцати. И дочери – девицы пятнадцати лет, с довольно правильными чертами лица, если бы не их острота, от этого в ней проскальзывало нечто птичье. Больше всего дочь франка смахивала на ворону. Причём, злую и нахохлившуюся, поскольку на данный момент славяне опытной рукой потрошили погреба и подвалы подворья. Немногочисленных слуг и служанок загнали в сарай, где раньше держали лошадей. Впрочем, славяне не собирались забирать этих скакунов. Даже до усадьбы вождя дружина шла ходким шагом, так как ни один франкский конь не выдержал бы славянского воина в полном доспехе, просто переломившись по хребту. Лошади, как и люди, были низкорослыми и тощими… Гостомысл откровенно скучал – франк оказался нищий. Единственное – наверняка знает, где здесь ближайший город. Вот там можно чем-нибудь поживиться. А здесь… Шкуры мелкие и плохо выделанные. Кислый вонючий эль, в котором плавают портянки рабов, ни один славянин не возьмёт в рот, просто побрезгует. Тканей нет. Железа нет. Ни золота, ни серебра. Ничего. Всего лишь отроков чуть проверили, да, можно сказать, потренировали. Дружина немного попрактиковалась слаженному бою… Хотя с таким сражением воевать вообще разучиться можно. Ну, не соперники они. Вообще. Народец мелкий, тощий, худой… Может, спросить брата и Путяту? Земля вроде бы хорошая, жирная. Даже непонятно, с чего тут всё такое мелкое уродилось? Однако, Храбра поощрить бы надобно. Молодец парень. Далеко пойдёт… Князь поднялся с бревна, на котором сидел, лениво обозревая картину грабежа, поманил отрока. Тот послушно замер перед ним.
- Хорошо справился в лесу. Точно попал. Вот тебе награда. У тебя…
Гостомысл прищурился на солнышко, снова взглянул на отрока:
- Как коснётся Ярило тех веток, уходим. Управишься?
- Что, княже?
Не понял тот, но младший князь протянул могучую руку, ухватил дочь Оттона за шею, рванул покрывало с головы девицы, толкнул в ноги юноше:
- Забирай. Она твоя.
Та ахнула, поняв без перевода, что сейчас будет. Открыла было рот, чтобы закричать-завизжать, но Храбр спокойно, словно не в первый раз, рванул дочку Оттона за волосы, подымая с земли, затем сунул ей кулак в душу[6]. Пленница задохнулась, а отрок без всякой натуги забросив лёгкое тело на плечо, понёс к высившемуся чуть поодаль стожку… Мать девицы что-то умоляюще забормотала, скрестив руки на плоской высохшей груди, рухнула перед славянином на колени, Оттон же просто отвернулся в сторону, мол, это его не касается...
…Храбр сбросил практически лишённое веса тело прямо на вкусно пахнущее сено. Девица поползла назад, вжимаясь в плотную стену сухой травы, её огромные глаза, единственное, что было в ней по настоящему красиво, наполнились слезами… Юноша наклонился, рванул пальцем глухое платье грубой ткани грязно-коричневого цвета. Материя легко подалась, расползаясь по нитям основы, обнажая грязное, желтоватое тело… Отрок сплюнул:
- Тьфу, вонючая зараза…
Тощие кривые ноги. Плоская, едва возвышающая грудь с большими коричневыми сосками. Впалый голодный живот. Торчащие рёбра… Словно и не хозяйская дочь. Стало просто противно. А девица между тем что-то умоляюще забормотала, её глаза стали ещё больше, и она не отводила их от лица славянина, словно пытаясь выпросить пощаду у жуткого гиганта … Храбр мотнул головой, отступил на шаг, вышел из-за стога, не упуская, впрочем, из виду пленницу, тщетно прикрывающуюся руками, крикнул:
- Княже, дозволь слово молвить?
Гостомысл отозвался сразу, благо во дворе было тихо – воины делали своё дело бесшумно, передвигаясь привычным пружинистым лёгким беззвучным шагом. Пленники же боязливо молчали, боясь обратить на себя недовольство захватчиков. Домашняя скотина, имеющаяся в усадьбе франка уже была перебита. Во всяком случае, та её часть, которую славяне собирались забрать с собой, а туши животных и птиц свалены на пару возов.
