Дэвид Геммел - Яростный клинок
Большой Человек тоже изменился. Он стал угрюмым и гневливым. Вспоминая драку с отцом Гованнана, Наннкумалом, Конн поежился. Юноша шел с Руатайном и Браэфаром, и кузнец неожиданно вышел им навстречу. Между ним и отцом не было большой любви, потому что история разрыва началась с Наннкумала, который рассказал Гованнану об отце Конна. Кузнец был крупным человеком, хорошо сложенным, с массивными мышцами.
— Держи мальчишку подальше от моей кузницы, — сказал он, указывая на Коннавара.
— Почему это? — Руатайн посмотрел на него в упор.
— Потому что он вор! Украл у меня гвозди.
— Неправда! — Конн, сжав кулаки, шагнул к кузнецу, но Руатайн остановил его.
Наннкумал презрительно усмехнулся.
— Они исчезли после того, как ты вертелся тут возле моей дочери… Держи своего парня подальше, — снова обратился он к старшему мужчине. — Если я его здесь застукаю, уши оборву.
— Уши оборвешь? — угрожающе спокойным голосом спросил Руатайн. — Ты угрожаешь моему сыну при мне? Тебя нельзя назвать мудрым человеком, Наннкумал.
— Он не твой сын, — грубо ответил кузнец. — Он выродок труса!
Воин шагнул вперед. Его противник вскинул руку, чтобы защититься, но удар был слишком быстрым. Правая рука Руатайна врезалась в челюсть кузнеца, и тот отлетел в сторону, упал на забор. Наннкумал попытался подняться, но снова рухнул на землю. Несколько людей собрались, чтобы посмотреть на драку, которая уже закончилась. Руатайн подошел к лежащему человеку и перевернул его носком сапога. Глаза кузнеца были открыты. Большой Человек холодно сказал:
— Отец Коннавара отправился на бой и сражался спина к спине со мной целый день. Тебя я там что-то не видел, ты вроде животом маялся… Собственно говоря, кузнец, я никогда не видел тебя в битве, так что не спеши обвинять других в трусости.
Воспоминание доставляло Коннавару некоторое удовольствие, но и боль тоже. Наннкумал заслужил удар. Он знал, что Конн ничего не крал, просто был недоволен дружбой юноши с его дочерью, Ариан.
Ариан… Со времени драки она избегала товарища, а Конну не хватало ее общества, улыбки и аромата золотых волос. Закрыв глаза, он припомнил день в начале весны, когда гнался за ней. Ариан, ее сестра Гвидия и другие девушки из деревни собирали цветы на краю леса. Коннавар гулял неподалеку и случайно их увидел. Ариан, приподняв подол желтого платья, переходила быстрый и мелкий ручей. Конн поприветствовал ее. Она наклонилась и обрызгала его водой. Он хотел подойти к ней, смеясь, но девушка выскочила из ручья и побежала к лесу. Он последовал за Ариан и поймал за талию. Они упали в траву.
— Зачем ты меня обрызгала? — спросил Конн.
— Чтобы остудить пламя в твоих глазах, — ответила Ариан. Он обнимал ее правой рукой. Солнце ласкало нежную кожу босых ног девушки. В горле у Конна пересохло, сердце бешено забилось. Зрачки ее голубых глаз расширились, и он отражался в них, будто медленно тонул… Не в силах сопротивляться желанию, Конн поцеловал девушку. Рот Ариан был теплым. Она коснулась языком его губ. Коннавар застонал. Его рука скользнула к ее бедру… Неожиданно девушка высвободилась и села, поправляя растрепавшиеся золотые волосы.
— Вижу, вода недостаточно тебя остудила!
Конн не мог и слова выговорить. Внезапно Ариан хихикнула, прикрыв рот рукой. Юноша проследил за ее взглядом и увидел, как вздулись его штаны в промежности. Покраснев, он попытался встать. Ариан бросилась к нему и обхватила за шею.
— Не сердись на меня, — сказала она, принимая краску стыда за другое чувство.
Конн притянул ее к себе.
— Я не сержусь. Я люблю тебя. На будущий год, в праздник Самайн, я поговорю с твоим отцом, и мы поженимся.
Отстранившись, Ариан рассмеялась.
— Может быть, я соглашусь, а может быть, и нет.
Конн не знал, что ответить, его глаза сузились.
— А вот теперь ты начинаешь злиться, — весело проговорила девушка, снова подходя к нему и гладя его лицо.
Он попытался обнять ее, но она убежала прочь, к подругам.
Сидя на дереве, Коннавар вспоминал жар ее кожи. Ему стало как-то не по себе. Вдруг его внимание привлекло движение на юге. По склону спускалась вереница лошадей. Сердце Конна обрадовано дрогнуло. Бануин вернулся!
Юноша быстро соскользнул с дерева, спрыгнул на землю и отправился к дому купца. Услышав стук копыт по деревянному мосту, он окликнул Иноземца.
Торговец улыбнулся, увидев его. Казалось, Бануин стал ниже, и в коротко постриженных волосах блестела седина. Конн знал, что ему много лет, почти пятьдесят, но силы и ловкости ему было по-прежнему не занимать. Иноземец спешился. Теперь пятнадцатилетний юноша был на несколько дюймов выше своего старого друга.
— Как у тебя дела, Коннавар? — спросил Бануин.
— Баниас тол вар, — ответил мальчик. Торговец захлопал в ладоши.
— Хорошо, Конн. Значит, ты помнишь мои уроки.
— Я ничего не забываю, — серьезно ответил юноша. — Рад снова видеть тебя. Давай я помогу тебе разгрузить лошадей, а ты расскажешь о своих странствиях.
Бануин отправился к складу и открыл дверь. Они с Коннаваром сняли тюки с лошадей, отнесли их внутрь, а расседланных животных отправили в загон.
Дом Бануина, как и все дома риганте, построили из дерева, но в основной комнате был мозаичный пол, три ложа и никаких стульев. Там оказалось чисто — ни единой соринки.
— Вижу, ты присматривал за моим домом, — заметил Бануин, — спасибо тебе.
— Я принесу еды, — сказал Конн, вставая и направляясь к двери.
Торговец хотел возразить, но юноша уже скрылся. Пробежав четверть мили до своего дома и обратно, он вернулся с полотняным мешком с едой. Там был большой кусок пирога с мясом, несколько яблок и кувшин с хорошим подсоленным маслом. Когда они поели, Бануин зажег две лампы и вытянулся на ложе.
— Чего мне не хватает здесь, — начал он, — так это чудесной ароматной бани после долгого пути. У нас каждый город такого размера имеет баню, да и во многих домах есть собственные бани.
— Твой народ часто моется? — спросил Коннавар.
— Каждый день.
— Зачем? Они плохо пахнут?
— Если не купаются, то да.
— Не везет им, — заметил Конн.
— Странное дело, — рассмеялся Бануин. — Чем больше ты моешься, тем больше это нужно. Я принимал ванну два месяца назад, в Тургони. Потом я отправился домой. Через три дня от меня воняло. Через десять я с трудом мог выносить собственное общество. А потом запах исчез сам собой.
Бануин поднялся, снял плащ и швырнул его на ложе. Коннавар увидел на его левой руке окровавленную повязку.
— Где тебя ранили?
— Четыре дня назад на меня напали грабители. Трое изгнанников-норвинов. Один из них умудрился полоснуть меня ножом. Пустяковая рана.
