Андрей Посняков - Месяц Седых трав
– Другой… И этот другой мне нравится! В отличие от того, прежнего…
Хульдэ обняла парня, крепко прижимаясь всем телом.
– Пойдем… – тихо позвал Баурджин. – Поедем к макам.
– Зачем куда-то ехать? Просто зайдем за коновязь… Стойбище-то пустое… Да. Чуть не забыла – завтра хозяин отправит тебя на дальние пастбища. Ведь ты уже совсем выздоровел.
– На дальние пастбища?
– Но это завтра… А сейчас иди сюда… иди же…
Проворно сбросив одежду, Баурджин и Хульдэ завалились в траву…
Глава 3
Три барана
Лето 1195 г. Восточная Монголия
Дул ветер, пригибая к земле траву, по небу ползли темные облака, громыхнул отдаленный гром. «Помоги мне, Господи!» – прошептал Тогорил.
И. Калашников. Жестокий векТысяча сто девяносто пятый год! Двенадцатый век, почти тринадцатый! Если, конечно, шаманка Кэринкэ сказала правду. Удивилась, конечно, – уж больно странный вопрос задал Баурджин – какой, мол, сейчас год? Год зайца, какой же еще? А от рождения Иисуса Христа? Хм… Вот тут шаманка задумалась, она ведь не была христианкой, как старый Олонг и большинство из его людей. Старый хан мог бы настоять, чтоб колдунья приняла крещение, но опасался, как бы не поубавилось у нее от того колдовства, да и не очень-то хотелось ссориться с древними божествами, лучше уж со всеми жить в мире и согласии. Так и осталась Кэринкэ язычницей, как и еще несколько пастухов. Остальные же, во главе с ханом, исповедовали христианство, да не простое, а особое – жили по заветам древнего патриарха Нестория, который считал, что Иисус Христос был рожден человеком, а Божество вселилось в него уже позже. И точно так же верили найманы, кераиты, монголы… не все, часть, но не самая малая. С язычниками уживались мирно – вера не пастбища, делить нечего, уж кто как хочет, пускай так и верит, только общие обычаи не нарушает. Скажем, монголы-язычники, поклонники небесного бога Тэнгри и множества других богов, никогда не мылись сами и не мыли посуду – вода считалась потоками богов, и вымыться – значит жестоко оскорбить их. Потому и все остальные – христиане, буддисты, магометане, огнепоклонники – кого тут только не было! – совершали омовения либо в закрытых от постороннего глаза местах, либо ночью…
Так вот, о колдунье… Услыхав странный вопрос Баурджина, шаманка подняла глаза к небу и что-то зашептала… то ли молилась, то ли спрашивал что-то у Тэнгри, то ли считала про себя… Сосчитав, ухмыльнулась:
– Тьма! Сотня! Девять десятков и пять.
Баурджин-Дубов так и сел в траву, обхватив руками голову. И дернул же черт поинтересоваться! Лучше бы считал, что находится сейчас где-нибудь среди отсталых азиатских племен – была такая мысль. А вот прежнюю, о навязчивом сне, пришлось отбросить – никаким сном тут и не пахло, все было насквозь реально.
Значит, тысяча сто девяносто пятый…
Баурджин застонал, вытянулся на кошме, едва не сбив рукою войлочную стенку шатра.
– Ты чего? – тут же проснулся Гаарча. – Приснилось что? Или уже пора на пастбище? – Парень высунул голову наружу и посмотрел на звезды. – Не, вроде еще не пора.
– Спи, спи, Гаарча. – Баурджин похлопал напарника по плечу. – Еще есть время.
Отару овец и небольшой табун лошадей, обретавшихся на самом дальнем пастбище рода Олонга, по ночам караулили по очереди, разбившись на пары: Кэзгерул Красный Пояс с толстощеким Хуридэном, а Баурджин, соответственно, с Гаарчой. Располагавшееся меж озером Буир-Нур и рекой Керулен пастбище считалось самым дальним, и здесь приходилось всерьез опасаться кого угодно – тайджиутов, татар, меркитов. Любая шайка могла запросто заявиться под покровом ночи в целях угона скота, и старый Олонг, прекрасно это осознавая, не рисковал, направил на дальнее пастбище лишь самую плохонькую отару и небольшой табун. И в пастухи послал неудачников, а не багатуров – если и убьют кого, так не жалко. Сказать по правде, уж слишком мало багатуров осталось в роду Олонга, да и род-то был захудалый, изгнанный с западных предгорий в этакую даль – к Халке – Халкин-Голу.
Пасти в здешних местах среди парней Олонга считалось последним делом – это значило, что тебя никто в роду не уважает и не ценит и ничего от тебя не ждет. А Баурджина – вернее, Дубова – это очень даже устраивало: тихое, спокойное место, никто не мешает. Есть время осмотреться, подумать, да – если придет такая нужда – выспросить кое о чем напарников, а заодно повнимательней к ним присмотреться. Все ж друзья – не бросили тогда Баурджина, притащили с меркитской стрелой в груди. Спасибо старухе Кэринкэ – выходила. Хоть и страшна с виду, и нелюдима – а добра, красива даже, конечно, красотою не внешней, а внутренней. Баурджин к ней привязался за время лечения, интересно было поговорить, послушать старинные песнопения, сказки.
Баурджин перевернулся на спину, чувствуя рядом сопение Гаарчи. Друзья… и других пока нет. А что он вообще знает про этих забитых парней-неудачников? Вот для начала взять хотя бы Гаарчу. Худой, узкоглазый, скуластый, впрочем, как и все здешние, кроме, пожалуй, Кэзгерула – тот выглядит утонченнее, скорее как туркмен или вообще европеец. Да… наверное, матушка была туркменка. Ладно, о Кэзгеруле потом, сейчас о Гаарче… А что про него сказать? Парень как парень. На вид лет четырнадцать-шестнадцать – да они все тут одногодки, – не силен, скорей слаб, правда, лихой наездник, хотя этим здесь никого не удивишь – кочевники, можно сказать, рождались в седле. Диковатый парень и, кажется, молчун. А кто разговорчивый? Хуридэн с Кэзгерулом? Из тех тоже слова лишнего не вытянешь. О! Надо будет попробовать их подпоить чем-нибудь хмельным – кумысом или рисовой брагой. Где ее только взять? Осенью – уже скоро – будет большая охота, потом праздник, вот там и… Вообще пьянство среди монголов – так Дубов чохом обзывал все окрестные племена: найманов, тайджиутов, меркитов и прочих, – можно даже сказать, поощрялось и считалось оправданием самых странных поступков. Пьянство – сродни молодецкой удали. Боже, как же похоже на русских! На русских…
Дубов задумался, перебирая в памяти все знания о средневековой истории Руси и сопредельных стран. Знал, как выходило, не так уж и много, да и откуда? Из художественных книг да из фильмов – «Александр Невский», к примеру, или там, «Депутат Балтики»… впрочем, «Депутат Балтики» – это не из средних веков. В военном училище – давно это было! – конечно, изучалась история, но как наука сугубо партийная – «Краткий курс ВКП(б)» под редакцией Иосифа Виссарионовича Сталина.
Сталин… Иван усмехнулся. А ведь военные при нем неплохо жили, и не только военные – и инженеры, и артисты, и писатели, даже какие-нибудь знатные оленеводы. Эх, если б не раскулачивание, не репрессии, не война, не страшный послевоенный голод… Но ведь выстояли, выстояли, победили! И если разобраться: не было бы раскулачивания – не было бы индустриализации, на индустриализацию-то где деньги взять – с крестьян только, с них и брали, с кровью. А не было бы индустриализации, разве бы выиграли войну? Шиш! И так-то много не было. Тяжелые грузовики, к примеру, американцы по ленд-лизу всю войну поставляли, сами так до конца войны и не научились делать, только потом, после. Да и то, если приглядеться: наш «Урал» – вылитый «Студебеккер», а «Зил» – «Додж».
