Марина Ефиминюк - Тайны Истинного мира
– Да уж, хорошо, что твои родители не увлекались романами об эльфах, иначе бы вы оба попали… – Только и смогла протянуть я, разглядывая его ноги в разноцветных носках, торчащие из-под кровати.
Сэм натужно пыхтел, что-то старательно выискивая. Мальчишка то и дело выбрасывал на середину комнаты старые пыльные коробочки, еще детские туфли и даже пару грязных, вероятно, давно потерянных футболок. Но в помещении и без того царил художественный беспорядок, настоящий рай для убежденного неряхи. Большая хрустальная пепельница, полная окурков, испускала фимиамы табачного перегара. Две кровати стояли разобранными, и простыни на них сбились единым клубком с подушками и одеялами. С полок открытого шкафа сиротливо и убого свешивались рукава мятых рубашек и свитеров. На поцарапанном столе, призванным быть компьютерным, рядом с монитором теснились разноцветные кружки с засохшими пакетиками чая.
– Напрасно ты. – Сэм, наконец, вылез и громко чихнул от пыли, на рожках, слепленных из волос, повисла паутина. – Она сейчас дерганная, потому что давно не питалась.
В руке он держал кованый крест, украшенный драгоценным камнем на верхушке. Мальчишка обтер его о штаны и открутил кристалл, оказавшийся пробкой. Сэм чуть плеснул из своеобразного сосуда густой темной жидкости, подозрительно похожей на кровь, на косяк двери. Потом случилась совершенно неслыханная вещь – капли скользнули, образуя единую лужицу, и сами собой растеклись по притолоке.
– Что это? – промычала я, часто моргая. Очень хотелось верить, что мне почудилась странная метаморфоза.
– Кровь, конечно, – заявил Сомерсет, как нечто само собой разумеющееся, и капнул крови на подоконник. – Они не злые, конечно, но все-таки инферны. В общем, береженого бог бережет.
– Намекаешь, что с тобой я в полной безопасности, и ты не кинешься меня жрать?
Сэм кивнул.
– Инферны энергию сосут. Меня можешь не бояться, у меня на чужие волны аллергия с детства, так что я от солнца подзаряжаюсь. Конечно, когда совсем туго приходится, зимой там… но все равно теней много не выпьешь. Для здоровья, говорят, очень вредно.
– Зимой, говоришь? – я с опаской покосилась на заледеневшее оконное стекло в белых морозных узорах. – Кстати, кто такие инферны? Я так, для себя, чтобы в курсе быть.
– Черти. – Сэм изумленно моргнул, потом хмыкнул: – Извини, я забыл, что у тебя с памятью полный привет.
Сидя на шатком стуле, я разглядывала потолок спальни, оклеенный потемневшими полосатыми обоями, пыльную люстру с простым пластиковым абажуром и все-таки поинтересовалась:
– Что происходит?
– Мама никак не уляжется.
За опечатанной дверью комнаты тут же раздалось шебуршание, а потом мадам Поганкина, которая, похоже, караулила нас, заколотила в дверь и ласковым голосом поинтересовалась:
– Дети, а что вы там делаете?
– Мама, – отозвался Сэм, неожиданно хриплым подвывающим басом, – я сказал, что тебе ничего не светит! Иди спать!
Когда в коридоре, наконец, стихло, он вздохнул с облегчением:
– Слушай, Комарова, признайся, что с тобой случилось? Тебя по голове, что ли хорошенько ударили, когда ты от Зачистки неделю бегала?
– Откроюсь тебе со всей пугающей откровенностью. Я рассчитывала услышать от тебя, что со мной случилось, – честно призналась я, поерзав на стуле.
Несчастный уродец на колесиках жалобно треснул, и спинка провалилась вниз, превратив стул в табурет. Мы притихли, ожидая, ругани мамаши Поганкиной, но, вероятно, та уже мирно почивала. Надеюсь, не под дверью.
По всем канонам фантастических романов, на которые стала сильно смахивать моя жизнь, главному герою, попавшему в параллельный мир, обязательно подворачивался симпатичный мальчик-оруженосец, которому и отводилась почетная роль учителя. Смышленый, он без сомнения всегда объяснял неразумному путешественнику законы аборигенов, а заодно поставленные великие цели. Признаться, я надеялась, что экскурс в историю мне устроит Сэм, но он представлял собой особу тонкую, странную и не торопился пускаться в объяснения. Вероятно, в столь юном возрасте любой мальчишка больше страдает максимализмом, нежели альтруизмом.
Сэм глупо хлопал ресницами и старался под подушкой нащупать пачку сигарет, я поняла, что мне самой придется его подтолкнуть на великие подвиги и откровенные беседы.
– Послушай, Сомерсет, когда я говорю, что не помню тебя, то не лукавлю. Сегодня днем я нашла в своем доме мобильник и ежедневник. Я не помню этих вещей, но они принадлежат мне. Потом кто-то забрался в квартиру, хорошенько избил меня и испарился в воздухе, как привидение. Под занавес я вспомнила, что мой хороший приятель некоторое время назад куда-то вез меня связанную и весьма решительно был настроен уморить меня.
– Ну, это многое объясняет, – заключил Сэм, наконец.
– Что именно?
– Почему у тебя лицо разбито, – он указал сигареткой, зажатой между пальцев, на ссадину у меня на подбородке.
Мальчишка медленно со вкусом закурил, выпуская к люстре крохотные колечки дыма. В дверь тут же забарабанили.
– Сомерсет, – раздался угрожающий голос из прихожей, – не смей курить в комнате, спалишь все к чертям собачьим!
– Мама, – Сэм выпустил кольцо дыма, – иди спать! Я все равно опечатал дверь! – До нас донеслось недовольное ворчание. – Окна, кстати, тоже! – добавил он.
Похоже, мамаша все-таки ждала под дверью.
– Почему ты вернулся сегодня? – спросила я и сама сморщилась. Не нравились мне такие вопросы, как будто милостыню выпрашивала.
– Любопытно стало, почему ты так странно ведешь себя, – туманно отозвался он.
– А теперь серьезно, – я проникновенно посмотрела в его темные горошины-глаза.
– Пару лет назад в Зачистке потерялись документы на выселку одной семьи инфернов из четырех человек. В общем, я тогда тебя не поблагодарил…
– А-а-а-а… Мы, наверное, хорошо дружили?
Сэм отвернулся и безразлично пожал плечами:
– Мы никогда не были друзьями, Маш, – он пригладил волосы. – Мы разного поля ягоды. Были. Ты же Высшая, а я, вообще, инферн. Истинный мир не разрешает переступать границы.
– Расскажи мне об этом.
– О чем? – не понял он.
– О настоящем мире. Что значит Высшая?
Сэм потушил сигарету и задумался, почесав вихрастую башку.
От его молчания меня колотило. Страшно, когда выясняется, что в понятном и привычном мире существует нечто другое, непонятное и непривычное, названное Истинным и угрожавшее моей жизни. Возможно, если я пойму происходящее, то доживу хотя бы до завтрашнего утра.
– Маш, это знает любой ребенок, – он явно подыскивал слова и чувствовал себя ужасно неуютно. – Истинный мир обладает цветом и энергией, другой, теневой, не видит истинных цветов, у теней нет силы. Ну, у них, конечно, есть энергия, но ровно столько, чтобы выжить.
