Александр Прозоров - Зубы дракона
— Тихо! — внезапно встрепенулась женщина, зажав мне рот ладонью. — Говорящая скала!
Я прислушался. Шелест. Просто громкий шелест… Но скоро напряженный слух стал различать в нем отдельные шаги, голоса.
— Охотники идут… Они уже в долине…
Уже четко слышались шаги по песку, хорошо различались голоса, даже тяжелое дыхание. На миг все стихло.
— Смотрите, кто-то охапку конопли бросил! Спугнули! Где-то рядом наверняка прячется… Эй, мышонок… Играем в прятки? Мы идем искать!..
Тхеу громко сглотнула, и ее чудесные голубые глаза наполнились ужасом…
Шаги звучали совсем рядом, хрустел песок на дороге, громко шуршала трава. Я потянулся было к своей рапсодии, но женщина немедленно вскинула палец к губам. Пришлось замереть.
— Где-то здесь он, рядом, — послышался буквально над ухом хриплый бас. — А нам как раз дракончик не помешал бы…
Застучал, скатываясь, камень. Тхеу испуганно пискнула и рванула на себя одежду, пытаясь прикрыться, стала извиваться на месте, словно хотела врасти в скалу, утонуть в ее тверди.
— Вот они!
Уютный закуток внезапно заполнился суровыми мужчинами в поношенных рапсодиях, рваных рапсанах, с ольхонами на поясах и длинными темными копьями в руках. Сильная рука отшвырнула меня в сторону, острый гранитный скол больно врезался в бок. Визжащую женщину быстро поволокли наружу, почти все охотники исчезли вместе с ней. Осталось только двое, невысокий мужичонка лет сорока с жиденькой бородкой и высокий, широкоплечий парень лет двадцати пяти. В грудь резко ударило древко копья.
— Крепкий попался, — осклабился парень, — надолго хватит!
Самым гнусным было не то, как болели ушибы в боку и на груди, а ощущение наготы, полной наготы, перераставшее в чувство полной беззащитности. Сознание не желало признавать реальности происходящего, напал полнейший ступор, в голове билась только одна мысль: «Нет, не может быть! Это не я! Не со мной! Это сон…»
Это же сон!!! Это же просто мой сон, черт побери! Это мой сон, и я могу творить в нем все что захочу!
Словно поток живой воды, прокатилось облегчение по телу, отпуская застывшие члены, снимая страх. Сон. Я могу делать все, что захочу. Все очень просто…
Легкое движение руки отбивает в сторону древко копья, нырок под него, ткань рапсодии взлетает вверх, а рукоять лежащего под ней ольхона моей красотки оказывается в моей ладони.
— В капусту изрублю, сволочи! — мужичонка как сквозь землю провалился, но парень продолжал стоять на своем месте, лишь приподняв удивленно брови. Я рубанул его по плечу, но клинок почему-то ударил по оказавшемуся на пути древку копья, оставив на нем глубокую белую зарубку. Второй удар — и еще одна зарубка. Парень усмехнулся, и стал пятиться наружу.
На дороге толпа охотников с хохотом тискала женщину, которая тихонько, сквозь слезы, скулила и пыталась прикрыться руками — рапсодия, затоптанная, валялась в песке. Парень, отступив почти до самой травы, внезапно отбросил в сторону копье и ударил по рукояти висевшего на поясе ольхона. Длинный, изогнутый нож словно сам собой перепрыгнул к нему в ладонь, легко, со свистом, описал сверкающую дугу и тяжело качнулся над оранжевым песком. Парень слегка наклонился, широко расставив ноги, и медленно двинулся вперед.
— Давай, Кюг! — заулюлюкали в толпе.
— Вздрючь его хорошенько!
В животе, под самым пупком, зародился ужас и липко расползся по телу — для них это было развлечение. Обычное баловство. И именно меня сейчас изрубят до состояния фарша для котлет… Парные котлетки из Игоря по-полтавски…
Тьфу ты, это же сон!
Я кинулся вперед. Кюг отбил удар с такой силой, что заболела кисть. Я схватил ольхон обеими руками и со всего размаха, — из-за головы, рубанул врага так, что он должен был развалиться на две половинки… Но, лезвие бесполезно пошелестело в воздухе, а левое плечо резанула страшная боль. Я даже присел, выронив клинок и зажав рану ладонью. Кровь хлестала, как вода из пожарного брандспойта, на глаза навернулись слезы.
— Все, ребята, все… — это уже была не игра, это было по-настоящему больно и серьезно. Теперь они должны были прекратить свой хохот и помочь мне наконец!
— Не плачь, мой маленький, — с явным глумлением в голосе посочувствовал Кюг, — сейчас мы тебя вылечим.
Внезапно он сорвал мою руку с раны и щедро сыпанул плечо желтым порошком из небольшого кожаного кисета. Внутри словно полыхнуло огнем. Я заорал, вскочил с постели и заметался по комнате, зажимая рану…
* * *По комнате…
О, черт! Я проснулся!
Это был сон… Моя комната… Из форточки тянет пропахшей выхлопными газами прохладной сыростью, зелеными циферками отсчитывает время электрический будильник, раскачивается на потолке свет уличного фонаря. И только плечо болит так, словно его рвет на части взбесившийся кот.
Но ведь это был сон?!
Я осторожно оторвал ладонь от раны. В неясном мельтешащем свете плечо казалось здорово выпачканным, но кровь не текла. Слава богу, приснилось…
* * *Сильный удар жесткого древка поднял меня с залитого кровью раскаленного оранжевого песка.
— Вперед пошел, нечего рассиживаться, — новый удар заставил пошевеливаться. Как?! Опять?!
— Пошел давай!
От сильного и болезненного удара в спину я пробежал насколько шагов и затрусил по дороге, стараясь не смотреть в сторону Тхеу, которая продолжала затравленно вскрикивать под гогот мужиков.
* * *В поселке меня заперли в какой-то подвал. Точнее, хорошим пинком спустили туда вниз по короткой крутой лестнице. А Тхеу осталась в руках бандитов. Они глумились над ней, веселясь чужим страданиям, а я мог только бессильно метаться по каменному мешку, слыша сквозь затянутое плотной сеткой окно ее стоны и крики, пиная пыльные тряпки и кости, валявшиеся на полу.
Ну почему, почему такое происходит? За что нам это? Как же теперь жить… Едва не плача от бессилия, я забился в самый темный угол подвала и скрючился там, закрыв глаза и зажав уши руками.
* * *Наверное, прошло не меньше минуты, прежде чем я понял, что слышу не женские крики, а истошный вой будильника. Мамочка, как всегда, проснулась первой и громко стучала в стену, требуя заткнуть глотку электронному порождению человеческого мазохизма. Пришлось вставать. Я прихлопнул кнопку таймера, протер глаза — мокрые. Надо же, слезы. Всплакнул-таки во сне, оказывается. «Птичку жалко…»
Я усмехнулся и, громко шлепая босыми ногами, побрел в ванную. В нашем мире существует только два способа прийти утром в норму — это обтереть лицо снегом, или облиться холодной водой. Первый способ действеннее, но питерский снег при попадании на кожу может сравниться по полезности только с ипритом. А вода — с синильной кислотой. Последняя, как известно, безопаснее.
