Алекс Градов - Черный клан
В подвале комплекса скрывался пафосный пивняк в стиле Старый Добрый Ирландский паб. Такой, с искусственно состаренными фотографиями в винтажных рамочках, при виде которых сразу становится ясно, что за кружку портера ты здесь переплатишь раз в десять. Я туда обычно не ходил, поскольку эти буржуйские забегаловки были мне не по карману. Но сейчас мне вдруг стало как-то все равно.
Мы спустились на подземный этаж, вошли в зеленоватый полумрак паба и сели за якобы растрескавшийся от старости деревянный стол. Официантка, одетая кем-то вроде фейри — зеленая мини-юбка, чулки в поперечную оранжевую полоску, — принесла меню в обложке из тисненой кожи. Цены были такие, что пробирала дрожь. Но я лихо заказал нам с Ники по пинте «Гиннесса» и кучу закусок на все деньги, на которые собирался жить еще дней десять. Мной овладела какая-то странная беспечность — «эх, пропадать, так пропадать!». Почему-то казалось, что я приближаюсь к некой черте, за которой то, что мне надо как-то протянуть до получки, уже не будет иметь значения.
— За твое возвращение!
Мы чокнулись тяжеленными кружками. Горьковатый, почти черный «Гиннесс» был роскошен. В кружке плотной шапкой стояла шелковистая пена. Выхлебнув полкружки, я с азартом принялся за закуски. Ники с любопытством вертела головой, изучая паб.
— О, смотри! — Она ткнула пальцем в маленькое возвышение для живой музыки в углу. — Пианино!
Пианино было лакированное, украшенное бронзовыми подсвечниками. Ха, а подсвечники-то явно неродные, не особо аккуратно привинченные шурупами. Я сказал об этом Ники, она вгляделась и захохотала:
— Да это же «Красный Октябрь!» У меня такое было в детстве, еще мамино. Ух, проклятый гроб с музыкой!
— И стиль не выдержан, — поддакнул я. — Какой еще «Красный Октябрь» в ирландском пабе? Халтурщики! А еще пиво продают по триста рублей кружка!
Некоторое время мы с удовольствием ели и пили. Я окончательно удостоверился, что Ники не утопленница — не бывает у мертвецов такого аппетита. Народу за столиками почти не было, от силы человек десять — то ли слишком дорого, то или слишком рано. За стойкой скучал бармен в зеленой бандане.
Заиграла негромкая музыка. Я насторожил уши, но ничего специфически ирландского не услышал — просто включили радио. Но песня была приятная. Романтическая мелодия, тревожный и нежный женский голос:
Позабытые стынут колодцы,
Выцвел вереск на мили окрест,
И смотрю я, как катится солнце
по холодному склону небес,
теряя остатки тепла…
— Вот точно так же мы сидели с Грегом, когда я узнала, что люблю его… — сказала Ники, глядя мечтательным взглядом поверх кружки.
Похоже, меня ждала новая порция признаний.
— Сидели мы с ним как-то зимой в пивбаре на Литейном… Нет, не с того начну. Мы начали обучение… Нет, об этом лучше не надо… Короче, мы с ним часто спорили, — заговорила Ники. — Все споры затевала я. Дело в том, что мне казалось, будто Грег меня подавляет.
— Как это?
— Будто он обрел надо мной слишком большую власть. Казалось, что он чересчур умный, слишком много всего умеет и знает — и я рядом с ним вообще никто… А я не привыкла к такому, понимаешь?
— Ну да, — снова поддакнул я. — Ты уже привыкла быть знаменитой рокершей, а тут какой-то Грег тебя жизни учит, да?
— Типа того. И еще, я поначалу как-то не доверяла ему. Его это сердило. Он говорил, что из-за моего сопротивления обучение идет в три раза медленнее, чем могло бы… Что я не хочу меняться, потому что боюсь нового, цепляюсь за старое окружение… А я в самом деле боялась, только не перемен, а потери себя — ну, ты понимаешь, о чем я? Что перестану быть личностью, превращусь в его марионетку…
— Чему обучение-то?
— Не суть. Так вот сидели мы с ним после занятий в пивбаре, оба уже слегка косые — ну, точнее, я косая, он-то не пьет, — и продолжали один старый спор. Речь шла о пределах влияния и о зависимости. Насколько один человек может подчинить себе личность другого. Неожиданно Грег взял меня за руку… вот так, — Ники протянула руку и крепко взяла меня за запястье, — притянул к себе и спросил, глядя в глаза: «Ну а если бы я сказал тебе — приходи ко мне сегодня ночью, неужели бы ты согласилась?»
От прикосновения Ники меня бросило в жар. А ее мрачные черные глаза меня просто загипнотизировали.
— Да, — сипло ответил я.
Она усмехнулась и отпустила мою руку.
— Вот и я сказала — «да». Неожиданно для себя. И в тот же момент поняла, что люблю его. Давно уже люблю, с первой нашей встречи. Грег не ожидал этого услышать, у него на лице было написано. Он нахмурился, помрачнел. И с тех пор стал держать дистанцию. Словно стену между нами возвел. А раньше, наоборот, пытался ее разрушить… Я честно пыталась играть по его правилам, но сломалась.
— Ага, а потом ты послала ему письмо, да? — вспомнил я.
— Угу. Идиотское письмо. В стиле Татьяны Лариной. «Я вам пишу, чего же боле…» Ничего хорошего не вышло. Но хоть на душе немного полегчало…
Ники грохнула кружкой по столу.
— Почему он так себя ведет? Неужели я уродина?!
— Нет! Ты очень красивая! — воскликнул я и попытался снова завладеть ее рукой.
Ники усмехнулась мне вполне ласково, но руку отняла.
Подошла официантка, заменила пепельницу. Я заказал еще по пинте. В голове у меня уже стоял легкий, приятный шум. Ишь какое крепкое пиво, а пьется как вода…
Давно я так душевно не проводил время, хотя Ники, конечно, весьма странная девчонка. А с другой стороны — почему бы и нет? Разговоры с приятелями по кругу про одно и то же давно надоели.
Ники задумчиво проговорила, все о своем:
— Иногда мне кажется, что Грег на самом деле — мертвец.
— Что он, зомби? — сострил я.
— Нет, он живет так, словно давно умер. Имей это в виду, когда познакомишься с ним. Он может показаться на первый взгляд симпатичным, даже добрым, но на самом деле у него вообще нет человеческих чувств. Он не злой, но иногда бывает очень жестоким…
— Как это?
— Еще увидишь. Он никого не жалеет — ни себя, ни других. И еще — он ничего не боится…
Я хотел сказать, что вовсе не собираюсь с ним знакомиться. И что мне уже надоело обсуждать этого типа.
Но тут Ники добавила такое, что я совсем обалдел.
— Впрочем, даже если бы он в самом деле был мертв — мне без разницы. Я не боюсь мертвецов. И для меня нет ничего необычного в том, чтобы любить мертвеца. Мой папа был мертвым почти десять лет.
— Что? — пробормотал я.
Ответить Ники не успела.
Что-то застило мне свет. Когда я поднял голову, то обнаружил, что над нашим столом нависает байкер.
