Аркадий Степной - Верой и правдой
— Ваше величество, барон Годфри это единственный человек, чье имя внушало нам надежду после того страшного дня на Мальве. И у меня просьба поставить во главе обороны города не меня, а барона Годфри. В свою очередь я обязуюсь помогать ему всем, что в моих силах, и даже больше.
— Что ж, — ответил на это король, — вы в очередной раз подтвердили свою высокую репутацию, граф. Решено, барон Годфри, в качестве королевского маршала вы возглавите оборону Лондейла, в то время как граф будет отвечать за город и его жителей.
Барон и граф поклонились, в это же время дверь в зал открылась, пропустив Бертрама, королевского дворецкого. Старый слуга подошел к вернувшемуся за стол королю и склонился к его уху. Король выслушал его и коротко приказал:
— Зови. — Взглянув на графа, король лукаво улыбнулся: — А знаете что, Лондейл, пожалуй, помимо маршала Годфри я вам сегодня еще кое-кого подкину, хотя это скорее ваши внутренние резервы. Если меня не подводит память, в казармах полка безнадежных сейчас формируют один из полков ополчения?
Граф Лондейл озадаченно посмотрел на короля, на понимающе кивнувшего головой маршала и ответил:
— Да, ваше величество.
— Ну что ж, у меня есть человек, который сможет его возглавить. И хотя он чужестранец, с этим городом его кое-что связывает.
Дверь распахнулась, в зал вошел молодой рыцарь со смуглым скуластым лицом и узкими черными глазами. Увидев короля, он низко поклонился в соответствии с полученными от Гарта инструкциями:
— Ваше величество. — После чего, оглянувшись и заметив графа Лондейла, поклонился повторно: — Ваше сиятельство.
Король посмотрел на графа:
— Конечно, вы не можете знать всех своих солдат, Лондейл. Но, судя по выражению ваших глаз, у меня складывается впечатление, что этот молодой человек вам знаком?
— Да, ваше величество, — поклонился изумленный граф. — Не так давно я собственноручно посвятил одного рядового безнадежного в сержанты.
— Что ж, могу засвидетельствовать, этот молодой человек оправдал ваше доверие. Но позвольте, я представлю его вам заново: сэр Рустам Алматинский, рыцарь глинглокской короны. Подойдите поближе, рыцарь, у нас есть для вас новое назначение.
На постоялом дворе «Графский кот» обеденная суета была в самом разгаре. Большая комната, сплошь заставленная длинными деревянными столами, была заполнена народом. По залу носились раскрасневшиеся сноровистые служанки, разнося полные подносы с едой и напитками. В готовящемся к жестокой осаде городе благодаря королевским снабженцам всего было вдоволь, за исключением времени. Поэтому не было столь привычных для постоялых дворов разговоров. Ели вкусно, но быстро, спешно расплачивались, вытирали губы и уходили, торопясь вернуться к своим брошенным на время обеда занятиям и освобождая место для других, столь же голодных и загруженных делами.
Лишь за одним столом, стоявшим у самого окошка, было спокойно и даже мрачно. Разношерстная компания, в которой помимо людей и гоблина был даже орк, еду не заказывала и никуда не торопилась, спокойно потягивая яблочный сидр из высоких глиняных кружек. Хозяйка постоялого двора временами недовольно поглядывала на не спешивших освобождать один из лучших столов постояльцев.
— Сами не заказывают и другим не дают, — недовольно бурчала она себе под нос, не решаясь, впрочем, на большее.
Ибо ее обычно столь мягкий и податливый муж, которого она, бывало, даже поколачивала, на этот раз проявил несвойственную ему твердость, поднеся к ее удивленным глазам свой довольно увесистый кулак и строго-настрого запретив ей плохо обращаться со столь неудобными постояльцами. Строптивая женщина, несмотря на всю свою нерастраченную воинственность, почувствовала настоящий страх и поняла, что муженек не шутит и, чего доброго, готов и в самом деле поколотить женушку, впервые за много лет совместной жизни. К тому же в глубине души женщина чувствовала его правоту, не все меряется деньгами. Люди из свиты самого короля могут позволить себе и большее, нежели просто занимать лучший столик в самое горячее, обеденное время.
— И все же какие злыдни! Тут людям сесть негде, а эти оглоеды хоть бы хлеба заказали, сидят и в ус не дуют, словно кого-то ждут…
Хозяйка не ошибалась, хотя в отличие от мужа и не разбиралась в солдатских нашивках: трое унтеров и три сержанта ждали своего друга и бывшего командира с плохо скрываемой тревогой. Королевская милость подобна острому лезвию — сегодня поможет, завтра порежет. Привыкшие ждать от лиц, облеченных властью, пакостей, бывшие безнадежные, мрачно переглядываясь, потягивали сидр, почти не чувствуя вкуса. Предупреждения Трента, бывшего полкового целителя, о том, что обстоятельствами смерти их бывшего капитана заинтересовались люди из тайной королевской службы, не шли у них из головы. Убийство командира своего полка — преступление, за которое рубят голову, не глядя на регалии и заслуги.
Когда в дверях наконец появился Рустам, бывшие безнадежные стиснули челюсти: их командир был неестественно бледен, и чувствовалось, что он растерян. Они молча раздвинулись, освободив ему место у самого окна, поставили перед ним полную кружку сидра и застыли в тревожном ожидании его объяснений.
Рустам растерянно обвел соратников глазами, взял кружку с сидром, покрутил в руках и, не говоря ни слова, поставил ее на место.
— Ну? — не выдержал Гарт.
Рустам потерянно улыбнулся, рассеянно пригладил волосы и выдавил:
— Капитана дали. Назначили командовать полком ополчения, велели подобрать людей на командные должности и дали день на сборы, с завтрашнего утра приказав приступить к своим обязанностям.
Бывшие безнадежные застыли, словно громом пораженные. Дайлин открыл было рот, но от полноты чувств не смог ничего сказать. Гастер шмыгнул носом, Жано протер непонятно отчего увлажнившиеся глаза. Гарт облегченно выдохнул, а Сард довольно заблестел, словно начищенная до блеска монетка, такая огромная зеленая монетка с выступающими вперед клыками. И лишь Джинаро, от волнения ущипнув себя за острый и длинный нос, смог сказать:
— А гоблинов тебе разрешили подбирать на командные должности?
Друзья переглянулись и расхохотались так, что у служанок в руках дрогнули подносы, а хозяйка за стойкой едва не подпрыгнула, выронив из рук подсчитываемые монетки. Рустаму отбили плечи дружеским похлопыванием, взъерошили волосы на голове, передавили ребра в радостных объятиях. А гнев изумленной хозяйки быстро сменился на милость когда раскрасневшийся Гарт, выпрямившись во весь свой гигантский рост, громогласно выкрикнул: