Вера Камша - Сердце Зверя. Том 2. Шар судеб
– Горные бараны в Торке и те умнее тебя! – рыкнул Хайнрих-Савиньяк. Фридрих с готовностью принял вызов и принялся расписывать леность, нерасторопность и разгильдяйство гаунасских генералов, только и думающих, что о своих личных делишках да о выпивке. Этих генералов Хайнрих знал с детства, так что верить зятю и не подумал, о чем и сообщил. Зять оскорбился и встал в позу. Хайнрих позу обрисовал не только красочно, но и язвительно. Заодно высказал сожаление, что Кримхильде связана с таким бесталанным неудачником.
Фридрих нарывался умышленно, собираясь под скандал сорваться в Эйнрехт, но тут его зацепило крепко. Принц взбесился вполне искренне. Хайнрих послал родственничка в Закат, и злющий дрикс вылетел сперва из дворца, а потом и из Липпе. Он добился, чего хотел, – отъезд в Дриксен после столь теплого разговора был само собой разумеющимся, но трясло принца долго. Как и короля, с трудом вернувшегося к тому, от чего его отвлек нагрянувший зять. Подготовка к неожиданной дополнительной кампании в собственном тылу требовала спокойствия и собранности, и Хайнрих заставил себя плюнуть на скачущего в Эйнрехт напыщенного болвана и собраться.
Его величество взялся за дело сразу же, как получил известия о вторжении. Не обольщаясь способностями Фридриха и зная о слабости войск на востоке, король не ждал быстрых побед. Основные силы были заняты – дрались с бергерами. Требовалось время, чтобы собрать армию и на Савиньяка. Гонцы, отправленные с приказом «в бой не лезть», опоздали по милости взявшегося исправлять ор-гаролисскую незадачу петуха. Известия о поражении у Альте-Вюнцель пришли, когда Хайнрих ждал подхода войск с севера страны. Неудачу усугубляло и то, что фрошерам досталась изрядная часть запасов, сделанных для снабжения войск на границе.
Лионель-Хайнрих едва не скрипнул зубами, сочиняя письмо соседу и союзнику. Мол, племянничек ваш оказался не так хорош, как он сам о себе думает, и наделал дел, с которыми мне придется разбираться самому. Посему никаких подкреплений я против ноймаров посылать не буду. Я теперь даже против бергеров подкреплений не выставлю. Пока не разберусь с этим нахалом-южанином и не обеспечу безопасность собственных земель, все резервы пойдут на восток, а когда разберусь, тогда и посмотрим. Сейчас же вынужден ограничиться письменным выражением неизменной дружбы и верности, и то по причине занятости последним.
Ну а в отношении его высочества принца Фридриха – могу вам, брат наш Готфрид, только посочувствовать. И лучше не доверяйте ему командования даже мусорщиками… Да, именно мусорщиками и еще толстыми прачками! Маршал Талига с удивлением посмотрел на откромсанный его же ножом кусок свинины. Кусок воистину был достоин Хайнриха… Бывает же. Лионель поискал глазами хозяина. Гаунау стоял неподалеку, скрестив руки на объемистом животе, и смотрел на гостей. Без страха и без подобострастия.
– Любезный, – окликнул Савиньяк на дриксен, – я видел в главной зале портрет вашего короля. Я хочу его купить.
Бергерский походит на гаунау больше, но зачем дразнить людей сверх необходимого? С трактирщика хватит и временного отлучения от погребов и кухни.
– Господин, – сельская жизнь и пиво располагают к румянцу, – я могу… Могу уступить моего государя, только… если это не для колдовства… и если мой государь не будет унижен.
– Никоим образом не будет, – заверил верного подданного Лионель и улыбнулся.
Местные жители смотрели на талигойца с легкой оторопью. Вариты вопреки церковным канонам полагали Леворукого черноглазым, что было вполне объяснимо. Зеленых глаз по эту сторону Торки слишком много, чтоб их бояться. Видели б сии добрые эсператисты святого Адриана, как его рисовали при жизни!
– Сэц-Алан, принесите портрет его высочества Фридриха и велите подать еще вина.
Глава 4
Талиг. Хербсте. Печальный Язык. Придда. Восточная Гаунау. Гроге
400 год К.С. 22-й день Весенних Волн – 1-й день Весенних Молний
1
Под утро патрульные в плавнях спугнули собратьев Кроунера с дриксенского берега. За ними погнались, но без толку; что «гуси» заметили и заметили ли, осталось неясным. Кроунера никто не спугивал, но похвастаться особыми успехами малыш не смог. Дриксы были настороже, близко не подпустили, но, похоже, часть обозов убралась на восток. Пушки, впрочем, палили по-прежнему.
Берк полагал, что дриксы решили как следует подготовиться и назавтра от них надо ждать решительных действий. Полковник был готов как к схваткам на берегу, так и к обороне форта. Не терявший ни минуты Рёдер бодро заявлял, что, хотя со стороны реки укрепления сильно пострадали, стены, обращенные в другую сторону, в хорошем состоянии, и атаки с тыла до поры до времени отражать можно. При этом оба полковника очень хотели знать, что творится на том берегу; генерал хотел этого еще больше.
День, третий день бесполезного валяния, проходил спокойно, и это откровенно бесило. Спрашивается, за какими кошками Бруно пригнал к переправе дополнительные силы, если они никак себя не проявляют?! Ну вчера – ладно. Пока прибыли, пока разместились, ознакомились с обстановкой, выпили со старожилами, наконец… Но сегодня-то можно и вперед, в атаку, ан нет. Двадцать пять тысяч человек второй день толкутся на том берегу без дела. Ерунда какая-то!
Генерал рявкнул на лекаря, потом честно проглотил какое-то зелье. Не снотворное, за снотворное он бы убил, и коновал это уразумел. После обеда нога вела себя особенно гадостно, то и дело требуя изменить положение. Каждое движение сопровождалось резкой болью, постепенно ослабевавшей, но не прекращавшейся, будто стихающий до тоненького нытья крик. Жермон скрипел зубами, иногда ругался и пытался думать о том, что сейчас с его корпусом.
Начавшаяся кампания нравилась Ариго все меньше, Бруно казался все умнее, а фок Варзов все старше. Когда окно стало темно-синим, Жермон сдался и послал за полковником Приддом, но тот где-то шлялся, и Ариго догадывался где. Генерал помянул Леворукого и в несколько этапов, словно осуществляя серьезный маневр, отвернулся к стене, велев себе уснуть. Не спалось, он словно бы застрял между сном, явью и воспоминаниями; это было отвратительно, но бодрствующая часть мозга не спешила вмешиваться. Жермон осознавал, что почти бредит, только объяснение найденного Кроунером следа пришло именно в бреду, и генерал гнал себя в бред, как Кроунера на дриксенский берег. Он искал Бруно, а Бруно пытался застичь Вольфганга на марше. Начав удивлять и обманывать, «гусиный» фельдмаршал не собирался останавливаться. Когда что-то выходит, от него не отказываются; у Бруно вышло. Первый обоз – и дриксы на талигойском берегу. Второй обоз – там же большие пушки, те самые большие новые пушки, которые не рушат стены форта…
