Александр Бушков - Колдунья
Она скакала к лесу – но потом ей вдруг пришла в голову нехорошая догадка. Походило на то, что ее именно туда и направили… Она уже года четыре участвовала в княжеских охотах, немало наслушалась про повадки зверей – в том числе и волчьей стаи…
Именно так волки и охотятся – загоняют добычу туда, где другие ждут в засаде. А значит, дорога и лес…
Она дернула поводья, разворачивая Абрека вправо. И вовремя – из леса наперерез ей выскочили еще трое верховых, один из них взметнул продолговатый предмет, и грянул ружейный выстрел. Судя по свисту пули, целили в Абрека, но, слава богу, промахнулись…
Ольге помогло то, что засада едва стронулась, их кони еще не успели набрать аллюра – и она вихрем пронеслась мимо, Абрек ударил плечом и моментально сбил с ног невысокую чужую лошаденку, шумно грянувшуюся оземь вместе с всадником. И, храпя, понес галопом.
Еще двое выскочили справа – да сколько ж их тут?! Одного Ольга обскакала без труда, но у второго то ли лошадь была получше, то ли он сам оказался неплохим ездоком – он заходил справа по широкой дуге, несясь с вызывающим опасения проворством, Ольга могла уже разглядеть бородатое лицо, темный кафтан, вскинутое ружье: судя по сноровке, этот прохвост, несомненно, служил раньше в кавалеристах…
Нельзя было растеряться, испугаться, замешкаться. Одним движением вырвав из-за пояса пистолет, Ольга навела его на скачущего с ней голова в голову на расстоянии всего-то десятка саженей человека и потянула спуск, молясь в душе, чтобы на полке оказалось достаточно пороха…
Пистолет исправно громыхнул, выбросив полосу густого дыма. Она успела заметить, как разбойника вынесло из седла, а его лошадь, оставшись без седока, еще какое-то время неслась рядом, но потом свернула в сторону, на луга.
Пригнувшись к конской шее, Ольга работала плеткой. Абрек несся полным галопом, скачка была дикая, достаточно копыту угодить в рытвину, чтобы оба они поломали себе шеи, но тут уж приходится рисковать… Ветер бил в лицо, разметав волосы девушки и конскую гриву, грохотали копыта, заходящая луна, казалось, несется справа, сопровождая их с той же скоростью…
Вскоре Ольга поняла, что погоня безнадежно отстала, но не придерживала коня, на том же аллюре пронеслась через спящее Грудинино (так быстро, что ни одна собака не успела взлаять, лишь какой-то полунчочник, испуганно охнув, опрометью кинулся с дороги) и помчалась к поместью, иногда оглядываясь предосторожности ради…
Глава третья
В окрестностях большой охоты
Утро выдалось прекрасное, совершенно безоблачное, ясное. Два высоких окна Ольгиной спальни выходили на западную оконечность огромного парка, и потому сюда не доносилось ни звука, свидетельствовавшего бы о начале приготовлений к пресловутой «большой охоте на волков». Но судя по стрелкам ее крохотных, украшенных бриллиантами французских часиков, они уже в самом разгаре. Нетрудно догадаться, что князь Вязинский будет действовать со всей обстоятельностью и прилежанием – коли уж того нежданно потребовали высокие государственные интересы и дипломатические надобности…
Прошлепав босыми ногами к окну, она легонько нажала на высокую створку, и в спальню хлынул ни с чем не сравнимый летний утренний воздух провинции: чистейший, с едва уловимой ноткой прохлады, пахнущий лугами и лесами. Ольга дышала полной грудью, стоя у приотворенного окна. Насколько хватало взгляда, кудрявились зеленые кроны деревьев, мир был невероятно свеж, деревья, затейливо подстриженные кусты вдоль аллеек, лужайки на английский манер – все сияло столь пронзительно-чистыми оттенками аквамаринового, изумрудного, что казалось, будто все окружающее с заката и до рассвета приводили в безукоризненное состояние полчища проворных лакеев. Да не русские ленивые копуши, а прилежные аккуратисты немцы, вроде их главного садовника господина Пертцеля, невероятно педантичного подданного баварского короля, вызывавшего у своих здешних подчиненных едва ли не мистический ужас… Господин Пертцель, разумеется, вызывал суеверное почтение, а не неведомый здесь баварский король, о существовании коего большая часть дворовых, ручаться можно, и представления не имела ни малейшего…
Ольга разнежено стояла у окна, медленно втягивая чистейший воздух, напоенный ароматом травы и листвы. В такое утро любые мелкие хлопоты казались смешными и несущественными, и о своем вчерашнем рискованном приключении она даже и не вспоминала: в конце концов все великолепно обошлось, она невредимой и незамеченной вернулась в имение, тихонько поставила Абрека в стойло и прокралась к себе в спальню никем не замеченная. Не станут же сподвижнички Васьки-Беса заявляться к князю под парадное крыльцо и жаловаться, что нынче ночью при попытке ограбления в его владениях запоздавшего путника они подверглись с его стороны пистолетному обстрелу. Да и вряд ли они поняли, что перед ними девушка.
Подхваченная неким веселым азартом и, можно бы сказать, благолепием нынешнего прекрасного утра, Ольга в два счета справилась с костюмом для верховой езды и сапогами сама, не тревожа Дуняшку: поход так поход, время давно прошло, но так и не раздался призывающий к завтраку гонг – хотя охота была фальшивой, князь прилежно соблюдал обычную традицию. Перед большой охотой – никаких завтраков за столом…
Выйдя в прихожую, Дуняшки она там не обнаружила – но пропажа сыскалась тут же, торчала в коридоре, о чем-то со счастливым лицом перешептываясь со своим, можно сказать, официальным нареченным Феденькой, исполнявшим достаточно серьезные обязанности младшего княжеского цирюльника (Вязинский был горячим сторонником борца за чистоту русского языка адмирала Шишкова и в обиходе беспощадно преследовал употребление тех иностранных слов и обозначений, для которых имелись отечественные эквиваленты). Увидев Ольгу, нерадивая горничная ойкнула, сделала большие глаза и прикрыла рот ладошкой:
– Барышня, простите, я тут отлучалась…
Феденька благоразумно покинул место действия, притворившись с озабоченным видом, будто вспомнил о каком-то неотложном деле. Дуняшка невольно проводила его невероятно глупым от лютой влюбленности взглядом.
Не то чтобы у Ольги испортилось настроение, но все же она ощутила легкий укол неприкрытой зависти: по сравнению с ее собственной полнейшей житейской неопределенностью и туманными видами на будущее, у людей, у крепостных, все обстояло вполне благополучно. Вольности эта парочка, конечно же, лишена, но вряд ли испытывает от этого хоть малейшие душевные терзания: будущее известно заранее, и оно, можно сказать, лучезарное – князь против их законного брака ничего не имеет, мало того, пребывающего у него в милости жениха без подарка ни за что не оставит. И будут они счастливы своим куцым, примитивным счастьем… но Ольге-то и тем нельзя похвастаться.
