Карина Демина - Внучка берендеева. Второй семестр
Он поднял сложенный вчетверо лист.
К носу поднес.
Вдохнул.
Пахло от бумаги землей и еще самую малость — цветами, но какими… Евстя закрыл глаза. С силой он ладит, земля — не огонь, она иного подхода требует… нетороплива, неповоротлива.
Но отзывчива.
Очнулась.
Потянулась теплом солнечным, сладостью ключей подземных. Развернулась.
Прочертила дорожку следов перед внутренним взором. От щита и до края поля… через край… и дальше… мимо главного корпуса… мимо общежития… к старому дому, сокрытому пеленою заклятий… пройдешь мимо его и не заметишь…
Дорожка оборвалась.
Что ж, Евстя и не сомневался, что гость незваный был из преподавателей.
Лист он развернул, скользнул взглядом по строкам, выведенным аккуратно… откуда бы не переписывали заклятье, была эта книга древнею.
И запретной.
Магия на крови… Евстя покачал головой.
И думать нечего, из той же книги взято, в которой про подгорных тварей писано. Лист он сложил, убрал в кошель — после подумает, что с ним делать.
— Эй, — он окликнул Лиса, который от голоса Евстиного встрепенулся, вскочил, озираясь. — Идем?
Лис сонно отряхнулся.
Придремал?
Посреди бела дня?
Нет, прежде с ним этакого не случалось.
— Я… — Лис нахмурился. — Что тут…
— Ничего, — солгал Евстя.
Зачем?
Он и сам не знал. Только ножи пригладил. В следующий раз он, пожалуй, раздумывать не будет… и все же не первый… десятый. Десятый номер его никогда не подводил.
Глава 5. Где речь идет исключительно о тонкостях алхимическое науки
— …доводим до стадии появления первых пузырей, — ровный голос Люцианы Береславовны заполнял алхимическую лабораторию. — После чего медленно помешивая зелье посолонь…
В рученьке боярской появился резной черпачок с ручкою-утицей. Красивый — страсть. Клюв красный, глаза яхонтовые, теплые, не чета хозяйкиным.
— …помним, что в данном случае использовать можно предметы, сделанные из березы или осины, но ни в коем случае — не из дуба или ясеня. Почему?
Утиный клюв указал на меня.
Померещилося, что утица ажно крякнула, не то с сочувствием, не то поторапливая. Люциана Береславовна страсть до чего не любила, когда студиозусы отвечать медлили. Иль неверные ответы давали.
Холодела.
И лицо делалося таким брезгливым, будто не на человека глядела, а на вшу платяную…
Но тут-то я ответ ведала. Даром что ли вчерашний вечер над «Основами практического зельеварения» проспала. То бишь, просидела…
— Береза и осина — женские дерева, а дуб и ясень — мужские. В зелье же содержится сок беломорника, который также является мужской компонентой из числа агрессивных, а потому, пока зелье не перекипит, то и с иными компонентами… — слово это прям само на язык просилося, я и пускала. — …равнозначного полу будет взаимодействовать агрессивно.
Выдохнула.
И подивилась. Как этакая мудротень из меня-то вылезла? Читать-то читала, в книгах-то сиим словам самое место, книги ж по-простому не пишут, а вот чтоб я да сама…
Люциана Береславовна бровку подняла.
Окинула меня взглядом, будто бы я — не я, но диво предивное ярмарочное, на потеху честным людям ставленное. И ласковенько так спросила:
— И как именно вы интерпретируете термин агрессивности в данном контексте?
Ох, если б не наука Ареева, не книжки, им оставленные, которые я из упрямства чистого бабьего читала… не Еська с егоными фантазиями да полигонами… нет, тогда б я не удержалася б, спросила: чегось?
И тут только роту открыла, стою, чувствую себя дурищею распоследнею. Ага, вздумала книгою Люциану Береславовну удивить. Она-то, чай, на своем веку книг поболе моего перечитала.
— Так… громыхнеть, — только и сумела выдавить, чуя, как полыхают краснотою уши. И не только уши. Вот уж и вправду, буду красна девица, куда там моркве летней.
— Громыхнеть, — с непонятным выражением повторила Люциана Береславовна, поглаживая пальчиком утиную голову. — Полагаю, за этим… удивительным термином скрывается самопроизвольно начавшаяся экзотермическая реакция с высоким…
Я только кивала.
Реакция, агась.
Экзотермическая. С высоким тепловым коэффициентом… который гдей-то там растет и прибывает, аккурат, что опара переходившая…
Я знаю.
Читала.
Вот милостью Божининой клянусь, намедни читала! Правда, уразумела слово через два, но было там про реакцию…
— Вот и замечательно, — от улыбки Люцианы Береславовны у меня колени подогнулися. — В следующий раз так и говорите… а то… громыхнеть…
Она и опустила черпачок в варево…
…что сказать, и вправду громыхнуло так, что ажно стекла зазвенели. Над котлом поднялся столб огню, а после и дымом пыхнуло, черным да с прозеленью. Дым энтот, до потолка добравшись, пополз, потек, что твой ручей. Только ж ручьям обыкновенным по потолкам течь от Божини не покладено.
А этот…
— Все вон! — голос Люцианы Береславовны звенел струной. — Быстро! Бегом! Зося, шевелись!
И для пущего шевеления, стало быть, она в меня остатками черпака и запустила. А я что? Просто диво такое… дым течет, переливается, уже и не прозелень — синева проглядывает, да густая, что сумерки осенние. Или не синева? Вот уже и аксамитовые нити блещут, и золотом червленым…
— Зося!
Тут-то я и очнулася, от крика ли, от утицы, которая полбу меня брякнула, но разом юбки подхватила и бегом…
Дым множился.
Пах он заливным лугом в распаренный летний день, когда мешаются запахи, что сытой землицы, что травы, что цветов… собери букет, Зослава… собери… разве не видишь, что все цветы…
— Все! На выход…
Гудели колокола, но где-то далеко, а трава на лугу поднималася, ласкалась к ногам, уговаривая прилечь, хоть бы на мгновенье. Я ж так устала, я… днями учуся, ночами учуся, сплю вполглаза… травяные перины мягки, легки. И надо лишь глазыньки сомкнуть… а где-то рядом кукушка годы считает. И я с нею могу загадать, долго ль проживу… надобно прилечь.
И считать.
Долго… конечно…
Нет.
Я стряхнула липкие объятья морока. Вот уж не было беды… и огляделась.
Стою.
Лаборатория пуста. Почти пуста. И значит, остальные успели выйти. Хорошо… мой стол от двери самый дальний. Дальше только возвышение, на котором промеж камней горел зеленым колдовским огнем костер. Кипел котел, вываливая новые и новые клубы дыму, того и гляди заполонит, если не всю Акадэмию, то лабораторию.
Запах цветов стал тяжким.
Да и в горле защипало. И голова вновь кругом пошла, и вспомнилося, что уже единожды случалось мне в дыму бродить. Тым разом свезло.
