Елизавета Абаринова-Кожухова - Холм демонов
— Государь, — выступил вперед боярин Андрей, — может быть, мой крест заменит икону? Намедни он меня спас от смерти лютой, а нынче помог поднять наше воинство на врага! — С этими словами боярин снял с себя крест и протянул его майору.
— А годится ли такая замена? — засомневался царь.
— Давайте спросим у духовенства, — предложил Рыжий.
— Годится, не извольте беспокоиться! — великодушно прогудел майор, принимая крест от боярина Андрея.
— Ну так благословляю вас, понимаешь, на счастливую жизнь на благо самим себе, царю и Отечеству! — с пафосом произнес Дормидонт. — Будьте здоровы и живите долго, себе в радость и народу в утешение!
Жених и невеста, взявшись за руки, смущенно поцеловались, а новопоставленный священник, подняв кооперативный крест, проревел:
— Многая, многая, многая лета, аллилуйя!
И хоть майор не был уверен, что именно эти слова следует исполнять при помолвке, но та искренность, с какой он это делал, сторицей искупала все неточности и погрешности.
— Ну, такое дело не мешало бы и отпраздновать, — заявил Дормидонт. — Тащите из подвала вино и пенные меды!
— Государь! — предостерегающе поднял палец Серапионыч.
— А для меня — квас, — продолжал царь, — там должен быть жбан… И вообще, чего это мы тут в темноте сидим, пойдемте, понимаешь, вовнутрь, свечки зажжем и будем праздновать!
— Батюшка, здесь веселее! — возразила Танюшка.
— Да, на свежем воздухе пользительнее для здоровья, — поддержал ее Серапионыч.
— Ну так давайте дровишек принесем, костерок разведем, — предложил Дормидонт. — И будем, понимаешь, веселиться!
* * *Князь Григорий был вне себя. Внешне это выражалось лишь в нервных движениях пальцев, быстро перебегавших по перстням с крупными каменьями. Да в тяжелом немигающем взгляде. Этот взгляд скользил по лицам солдат, бесславно вернувшихся в Белую Пущу.
— Вы бежали, как зайцы, — тихо сказал князь Григорий.
Тон был таков, что спорить охотников не нашлось.
— Вы не солдаты — вы мразь. А Каширский мне говорил о вас как о смелых и отважных воинах.
— Я только… — попытался встрять маг.
— Вас, недоносков, — продолжал князь, даже не обратив внимания на Каширского, — вас били в Прибалтике, вас били в Молдавии, вас били в Абхазии. Теперь вас побили и здесь. А я-то поверил вашим клятвам. Да вы в состоянии только грабить мирных селян. Вы не солдаты — вы разбойники.
И вдруг из толпы князева воинства, стоявшего понурив головы, раздался блеющий голос:
— Князь, не вели казнить!..
— Это еще кто? — брезгливо спросил Григорий.
Из толпы выпростался мужичок в драной рубахе и грязных портках.
— Это я, я разбойник! Я потомственный лиходей и душегуб!
— Откуда он здесь взялся? — процедил сквозь зубы князь.
— С войском прибежал, — услужливо доложил Каширский.
— Так ведь все бежали, — развел ручонками грозный атаман. Правда, уже бывший.
— Херр Григорий, — зашептал князю в ухо стоявший за его спиной Херклафф, — отдайте его мне. Их бин его кушать.
— Ведьму с котом надо было кушать. — небрежно бросил князь и продолжил уже громче: — Настоящему злодею всегда найдется место при моем дворе. — Григорий выдержал паузу. — Будет выгребать навоз на конюшне. А такие солдаты, — он произнес это слово, как выплюнул, — мне даже и на это не нужны.
Дама В Черном придвинулась бочком к униженному и оскорбленному Соловью.
— А ты мне понравился, — шепнула она, — там, на дороге. Завтра вечером я приду к тебе на конюшню.
Чувственный оскал дамы был последней каплей. Нервы Петровича не выдержали, и он, великий злодей и душегуб, восстановитель справедливости, гроза богатеев, рухнул без чувств, как куль с дерьмом.
* * *Несмотря на то, что стрелки на «Командирских» часах майора Селезня давно перевалили за полночь, веселье в загородном царском тереме было в полном разгаре. Царь Дормидонт, который со вчерашнего дня не пил ничего крепче кваса, с удивлением обнаружил, что для истинного веселья вовсе не обязательно употребление вина и прочих горячительных жидкостей — главное, было бы общество приятных и симпатичных тебе людей.
Остальные употребляли, но в меру. Каждый в свою. Майор пил на брудершафт с правой головой Змея Горыныча, то есть с воеводой Полканом.
— Ты мужик, и я мужик, — говорил Селезень, — сладим!
— Конечно, сладим, — радостно соглашался Полкан. Так как майор угощал его очищенной пшеничной водкой из царских погребов, а не самогонкой от Бабы Яги, то воевода не дурел, а наоборот — чувствовал прилив новых идей: — Иваныч, когда ты с Василием снова пойдешь на князя Григория, то действуй по строгим правилам нашей военной науки. А коли поймаешь этого заморского чародея, так первым делом зови меня — я из него душу вытрясу, но заставлю нас расколдовать.
— Будет сделано, Полкаша, — деловито отвечал майор, целуя воеводу прямо в зеленую морду. — Да я сам из него душу вытрясу, дабы неповадно было моего лучшего друга обижать!
Употребляемая Полканом высококачественная водка оказала благотворное воздействие и на его соседку — среднюю голову, то есть княжну Ольгу, обычно бывшую не в духе вследствие состояния, которое в народе называется «во чужом пиру похмелье».
Ольга охотно беседовала с царевной Танюшкой, которая интересовалась, какие подвенечные платья были в ходу два века назад.
— Да какая разница, дорогая царевна, в каком платье под венец идти, — говорила Ольга, — лишь бы по своей воле и за хорошего человека. Вот тебе повезло, так будь счастлива.
— А я уж и так счастлива! — чуть не запрыгала царевна. И погрустнела: — Жаль только, не могу я тебя, Ольга Ивановна, пригласить к себе на свадьбу.
— А ведь и я тоже могла быть счастлива, — тяжко вздохнула Ольга. — И как этот пес Григорий охмурил меня? Не иначе ему тот заморский колдун помог… А у меня был другой жених — умный, статный, храбрый, он даже Григорию не боялся в глаза говорить, что про него думает. И когда узнал о моем замужестве, то я не услышала от него ни слова упрека. — С огромного круглого глаза княжны скатилась горючая слеза. — Но и его постигла столь же страшная участь…
— Он? — догадалась Танюшка, чуть заметно кивнув в сторону левой головы.
— Да, — кивнула княжна. — Боярин Перемет. Увидела бы ты его лет двести тому обратно…
Перемет, к счастью, не прислушивался к разговору двух высокородных особ — он беседовал с детективом Дубовым. Василий, уже прикидывая возможность экспедиции в Новую Ютландию, расспрашивал Перемета об этой стране.
