Кирилл Шатилов - Торлон. Война разгорается
Пенни вспомнила, что Руна уже читала ей об этом, причем читала здесь же, на кромке стола. Значит, она только что зачем-то обманула ее, сказав, будто дочитала до конца и больше из «Сид’э» здесь ничего нет. Нет, стол достаточно длинный и широкий, чтобы на нем уместилось еще что-нибудь эдакое, полезное и интересное. Но не может же она напрямик спросить об этом наставницу. Вероятно, у Руны есть на то свои причины. Чтобы случайно не выдать свою догадку, Пенни перевела разговор на другую тему.
— Вы еще говорили, что расскажете мне сегодня про числа, — напомнила она.
Руна кивнула, покопалась в разложенных на столе рамках и положила перед девочкой одну, на которой были изображены ставшие уже привычными знаки-образы.
— Чисел у нас, как ты понимаешь, великое множество, но их можно записать точно так же, как и слова. Потому что в кенсае почти каждому образу соответствует его внутреннее число. Чтобы внутреннюю числовую суть образа извлечь на поверхность и записать, наши предки договорились в таких случаях ставить над знаками вот такую косую полоску, похожую на лопатку. Какой у нас первый знак?
— «Исток».
— Правильно. А исток всегда один. Он — первый. Поэтому и внутренний образ его — единица. Что означает второй знак?
— «Боги».
— Поскольку богов множество и никто до конца не знает сколько, то у второго знака числовой сущности просто нет. Теперь третий.
— «Ведаю».
— Тут можно привести несколько объяснений: я и то, что я знаю, или знание, как взаимосвязь двух начал, скажем, известные нам цвета как промежуток между полным мраком и ослепительно-ярким светом. Как бы то ни было, числовая сущность этого знака — два. Сущность трех заложена в следующем знаке — «говорю», или, как его называли прежде, «глаголю». Тут ты сама можешь уловить суть троичности и в действии — я, говорящий, говорю что-то кому-то, — и в том, что я говорю. То, что я говорю тебе, заключено в звуке, обладает образом и несет в себе смысл. Так что, как ни верти, получается тройка.
Так они постепенно дошли до десятка, потом десятками — до сотни и наконец сотнями до тысячи.
— Только не говори, будто все запомнила, — сказала под конец Руна. — Для начала будешь подсматривать вот сюда. Постепенно все само уляжется, и ты будешь удивляться, почему раньше ни о чем таком не догадывалась. У меня так было. Кроме того, если перенестись в мир чисел и при этом не забывать про образы, их отражающие, то и здесь нам в помощь приходят внутренние связи. Если не веришь, давай начнем числа складывать друг с другом по очереди и выстраивать в линию. А потом посмотрим на получаемые образы.
— Как это?
— К одному прибавить два дают сколько?
— Три.
— К двум прибавить три?
— Пять.
— К трем — пять?
— Восемь.
— А к пяти восемь?
— Тринадцать, — сообразила Пенни. — А к восьми тринадцать — двадцать один.
— Вот видишь, мы с тобой, таким образом, получили ряд чисел. Теперь вернемся к их образной сущности и посмотрим, что вышло. Когда я ведаю, знаю Мудрость, то начинаю говорить, то есть нести ее другим. Ведение и Глагол дают нам Бытие. Глагол, соединяясь с Бытием, дают нам…
— Равновесие.
— Хорошо. Бытие в Равновесии дает Устранение причин бед. И происходит все это лишь тогда, когда человек поступает как бог, живущий на земле.
Пенни не верила собственным ушам. Все, что говорила ей сегодня Руна, находило в ней моментальный отклик, будто она это знала и теперь лишь вспоминала. Но бабушка точно ничего подобного рассказать ей не могла. Тогда откуда же?
— А почему у меня иногда возникает такое ощущение, как если бы это со мной уже когда-то происходило? — вслух задалась она вопросом, не надеясь получить ответ. — Хотя я знаю, что этого не было.
— Этого не было с тобой в нашей действительности. Но запросто могло произойти в другой. Например, во сне. Некоторые мудрые люди верили, что мы одновременно живем в нескольких мирах, а во время сна, когда наше явное тело спит, другое, тело Нави, переносится в те миры, где мы точно так же живем и общаемся со знакомыми и незнакомыми по этому миру телами. Так мы за одно время получаем не один, а несколько опытов жизни. И быстрее развиваемся.
Впоследствии Пенни думала, что заметила за окном какую-то тень, подходившую к дому, и потому с уверенностью сказала:
— Сейчас в дверь постучат.
Но тогда она сказала это просто так, словно очнувшись и вспомнив такой же случай. Сидела она при этом спиной к двери и потому никакого движения за окном видеть не могла.
В дверь постучали.
— И кто же это? — поинтересовалась Руна, вставая. Причем поинтересовалась у нее, у Пенни, словно пытаясь проверить ее прозорливость.
— Бабушка, — машинально ответила девочка, вспомнив свой утренний сон.
Она ошиблась: Руна впустила в избу не бабушку, а привратницу Дилис. Не тратя время на вежливость и даже не сняв капюшона, Дилис отмахнулась от предложения присесть и велела Пенни немедленно собираться и следовать за ней. То, что она прерывает занятия, ее совершенно не волновало.
Пенни бросила извиняющийся взгляд на Руну. Та успокаивающе кивнула и стала собирать разложенные на столе рамки.
— Я как разберусь, так сразу прибегу, — заверила ее девочка.
— Не спеши. Если ты сможешь запомнить то, о чем мы говорили, для одного дня этого будет вполне достаточно.
— Не забудьте про мазь, — оглянулась Пенни уже в дверях. — Сперва живицей натираете, потом лежите, чтобы впиталась, а потом плотно обматываете, подложив сирень. Вот увидите, как быстро поможет. Куда мы идем? — спросила она Дилис, торопливо семеня за ней по хрустящему снегу. — Какие-нибудь вести от моей бабушки?
— Не знаю, — не сразу оглянулась женщина. — Распоряжение Корлис. Не отставай давай.
«Дело серьезное», — почувствовала Пенни, прибавляя шаг. Она никак не предполагала, что Мать Черной башни будет вызывать ее к себе по пустякам. Неужели что-то стряслось с бабушкой?
Бабушка не шла у нее из головы всю дорогу. Утренний сон, рассказ Руны про связь между Явью и Навью — все это теперь заставляло Пенни по-новому смотреть на знакомые вещи и видеть в них скрытый смысл. Правда, внутренний голос затаился и помалкивал, вероятно не желая оказаться виновным потом, когда все окажется не так страшно.
Они подошли к обыкновенной, хотя и довольно внушительной по размерам избе, в которой Пенни не сразу признала тот дом, где их впервые встречала посреди ночи тетушка Корлис. Под крыльцом послушно томились на привязи три коня, в которых она попыталась, однако так и не смогла угадать бабушкиного. Для нее теперешней то ночное приключение, когда ее везли в телеге, а потом отбивали погибшие из-за этого мерги, сейчас вообще представлялось чем-то совершенно нереальным и никогда с ней не происходившим. А может, ей приснилась не только бабушка, но и вся предыдущая жизнь?..
