Энгус Уэллс - Темная магия
— Сильнее! — воскликнула Джехенне.
Оба молотка поднялись и снова опустились на шляпки. Гвозди отказывались входить в дерево.
Воины замерли, переглянулись и посмотрели на говорящих с духами. У Каландрилла затеплилась надежда, и он молча вознес молитву Ахрду, умоляя о чуде.
— Сильнее! — завизжала Джехенне.
Молотки зазвенели о шляпки гвоздей, толстые мышцы воинов напряглись, но все было тщетно. Гвозди отказывались входить в дуб. Каландрилл безотрывно смотрел на друга и потому не видел лица Джехенне, но услышал ее придушенный возглас, словно боль раздирала ее, а не Брахта. В следующее мгновение раздался удивленный вздох толпы — гвозди начали медленно вылезать из дерева.
Воины с молотками отступили на шаг, с благоговением и ужасом глядя на происходящее. Джехенне заорала:
— Не отходить! Еще! Сильнее!
Воины заколебались, один даже приподнял молот, но опустил, когда говорящий с духами поднял руку:
— Не надо! Прекратите!
Все молча наблюдали за тем, как окровавленные гвозди медленно вылезают из ладоней Брахта и падают на землю подле его ног. А там, где они разорвали ему плоть, выступила зеленая жижа, словно пораненная кора дерева выделила сок, каковой и выдавил назад гвозди и заполнил собой раны. Он вытекал из ран, как бальзам растекаясь по коже Брахта и капая на розовеющую от крови у его ног траву. Гримаса боли сошла с лица Брахта. Пелена агонии растаяла в его глазах, страшный оскал сошел с лица, уступив место почти, блаженной улыбке. Брахт громко и ясно произнес:
— Да будет благословен Ахрд!
И в следующее мгновение глаза его закрылись, он обмяк и рухнул на траву.
Рука Каландрилла стала горячей, когда кровь вновь хлынула к онемевшим от мертвой хватки Кати мышцам — девушка отпустила его. Она бросилась к Брахту и уложила его голову себе на колени. Зеленая жидкость затвердела, образовав корку на ранах, и они затянулись настолько, что от них не осталось и следа, если не считать бледных, еще зеленоватых отметин там, где наросла новая кожа.
— Ахрд судил воина сего и счел его невиновным! — произнес говорящий с духами, столь же потрясенный, как и все собравшиеся.
Другой драхоманн поддержал его:
— Истинно. Ахрд выплюнул гвозди. Воин невиновен.
— Нет! — яростно завизжала Джехенне.
Она выхватила меч из ножен, занесла его высоко над головой и бросилась вперед на Брахта, но Каландрилл успел подставить ей ножку, и она растянулась на траве. Быстро, как кошка, Джехенне, перекатившись через голову, вскочила на ноги, зеленые глаза ее источали безумную ярость. Она рванулась к распростертому на земле без сознания Брахту. Катя, в мгновение ока положив голову Брахта на землю, вскочила, готовая защищать кернийца без оружия. Каландрилл бросился вперед и всем телом навалился на Джехенне, вновь сбив ее с ног. Лыкарды начали кричать. Каландрилл одной рукой схватил ее за запястье, сжимая другой горло. Она визжала и металась из стороны в сторону, пытаясь сбросить его с себя. Невидимые руки схватили и оттащили его от рыжеволосой предводительницы.
— Ахрд судил его! Ахрд счел его невиновным! — кричали ни Ларрхыны.
Когда Каландрилла поставили на ноги, он увидел, что лыкарды держат Джехенне и что меч у нее отобран. Она билась в руках соплеменников, но лыкарды держали ее крепко, хотя на смуглых лицах их была написана растерянность.
— Убейте его, — простонала она, брызгая слюной. — Приказываю убить его! Убейте их всех!
— Ты богохульствуешь.
Шаманы стояли между ней и Брахтом. Катя опять опустилась к нему, прижимая его голову к груди.
— Убейте их. Я кетомана ни Ларрхынов, и я приказываю вам уничтожить их!
— Это недопустимо!
Говорящие с духами выступили вперед, подняв руки, а Джехенне визжала, стонала и изворачивалась. Шаманы говорили быстро и возбужденно, словно в унисон:
— Священный дуб Ахрда изрыгнул гвозди. Ты не имеешь права противиться воле божьей.
— Человек сей спасен, и ни один лыкард не поднимет на него руку под страхом быть проклятым богом.
— Ахрд судил его и оправдал. И да будет это известно всем. Да узнают все луга и пастбища, что Брахт ни Эррхин угоден богу и может свободно скакать по нашим полям.
— Никому не дано противиться воле бога.
— Посмотри! Раны его затянулись! Ахрд даровал ему жизнь! Мы присутствовали при чуде. И отрицающий сие отвергает самого Ахрда.
— Я это отрицаю!
Установилась страшная тишина. Воины, державшие Джехенне, были настолько поражены, что даже выпустили ее. Кто-то выкрикнул:
— Богохульство!
Лица говорящих с духами исказил гнев. Джехенне сделала шаг в их сторону, и они отшатнулись от нее словно от прокаженной.
— Ты богохульствуешь.
— Я убью его. Их всех!
— Этого ты не можешь сделать.
— Могу! И сделаю!
Руки, державшие Каландрилла, разжались. На лицах всех, кто наблюдал за происходящим, проступило крайнее изумление. Джехенне наклонилась за мечом.
— Отвергая Ахрда, ты не можешь быть кетоманой ни Ларрхынов.
— Убери меч и отпусти их.
Лыкарды поддержали говорящих с духами:
— Истинно. Богохульник не может управлять нами.
— Она отвергает самого Ахрда.
— Она безумна, ни Эррхин был прав.
— Мы взяли выкуп.
Джехенне взмахнула мечом и медленно развернулась, с вызовом поблескивая глазами. Каландрилл напрягся, приготовившись к новому прыжку, напрочь забыв о плече и думая только о том, где бы достать меч.
— Сделай это, Джехенне, и ты будешь проклята.
— Да буду я проклята!
Говорящий с духами побледнел.
— Женщина сия не может быть нашим вождем, — изрек он.
— Я больше не буду вашим вождем. Но я отомщу!
— Ты убьешь воина, лежащего без сознания? — спросил кто-то за спиной Каландрилла. — В тебе нет чести, женщина.
— Я взял его выкуп за убитого сына. Мы заключили сделку, — произнес другой голос.
— Истинно, — зарокотала толпа, как один человек.
— Ты отвергаешь нашего бога и лишаешь нас чести.
Говорящий с духами ткнул в сторону Джехенне пальцем, а она презрительно рассмеялась и изрыгнула:
— О какой чести ты говоришь? А что сделал с моей честью Брахт ни Эррхин?
— Ахрд вынес свое священное суждение, — ответил говорящий с духами хриплым от потрясения голосом. Глаза его были широко раскрыты, краска, покрывавшая лицо, растрескалась.
— А я еще нет.
Меч в руках Джехенне рванулся вперед, и говорящий с духами едва успел отдернуть руку. Толпа ахнула и недовольно заворчала. Каландриллу показалось, что они сейчас на нее набросятся.
— Если уж она так жаждет крови, то пусть попробует моей. — Катя произнесла эти слова на энвахе, ледяным голосом. Серые глаза метали молнии, словно в них бушевал шторм. Толпа стихла, все головы повернулись к вануйке. Осторожно, как мать, опускающая ребенка в колыбель, она уложила голову Брахта на землю, поднялась и с горящим взглядом встала напротив Джехенне.
