Ольга Елисеева - Хозяин Проливов
Левкон знал, что обманчивый мир, воцарившийся после захвата Пантикапея, продлится недолго. Архонт готовил новый поход, в сердце Меотиды, на другой берег пролива, надеясь силой принудить живущие там племена принять его власть, а заодно и те законы, от которых они отказались по доброй воле. Когда-то Делайс просил… Глядя на него теперь, любому становилось ясно: больше он ни у кого ничего просить не будет.
Архонт принимал Левкона в мегароне своего дома на Шелковичной горе и говорил с ним на равных. В этом не было фальши. Оба когда-то пережили одно и то же и просто не могли держаться иначе.
— Говорят, ты завел семью? — Делайс протянул гостю кратер желтого самосского.
Левкон благодушно кивнул.
— Ну и как?
— Дерьмо.
Архонт безрадостно усмехнулся.
— Пойдешь через пролив? — в свою очередь спросил гиппарх.
— Да.
— Весной? Когда будет достаточно травы?
Делайс помотал головой.
— Зимой, когда замерзнут броды.
— А чем лошадей кормить будешь? — Левкон пригубил из кратера.
— Возьму степных. Они разрывают снег копытами и достают траву.
— Разумно. — Гость все еще не знал, как приступить к делу. — Дашь мне отряд?
— Я надеялся, ты возьмешь больше. — Архонт знаком предложил Левкону колхских орешков в патоке, но Левкон не любил сладкого. — Опытные командиры очень нужны. В походе с гор ты сам видел: это мужичье на конях, а не всадники. Я говорю о греках. Степняки родились в седле. Но они не держат строй. Возьмешься сделать из них катафрактариев?
Левкон почесал затылок:
— Из пантикапейцев — да. А степь пусть остается степью.
Архонт понимал, почему гиппарх не хочет связываться с кочевниками, и не настаивал. Будут действовать на флангах и в погоне. А лобовой удар достанется тяжелой пантикапейской коннице. Пожалуй, Левкон прав.
— Хорошо, — вслух сказал хозяин дома. — По рукам. Я рад, что ты вернулся на службу. Мой отец всегда высоко ценил тебя… — Он осекся.
Оба подумали об одном и том же.
— Послушай, Левкон, — не без труда выговорил архонт. — Я… я знаю, что тогда случилось. И я клянусь памятью своего несчастного отца, я никогда не поступлю так же. Ни ради чего. — Делайс перестал крутить в руках медный нож для чистки фруктов и со всей силы согнул его об колено.
«Тебе не надо передо мной ни в чем оправдываться, — подумал Левкон. — Разве ты сам не заплатил за грех отца? Как и все мы».
Дел свалилось сразу так много, что Левкон не успевал распечатывать письма управляющего. Только в конце осени гиппарх смог сказать, что его всадники хоть как-то соображают и приближаются к понятию «конный боец».
Первый знак судьбы, который Левкон истолковал как подтверждение правильности своих поступков, был дан ему после листопада. На конном рынке за агорой городская стража задержала двух скифов, торговцев лошадьми. Архонт считал их лазутчиками и, видимо, был прав. На допросах задержанные показали много интересного, от чего Делайс помрачнел и стал скептически отзываться о времени похода за пролив:
— Ну да, мы уйдем, а они нам задницу подпалят.
Левкон был согласен. Скифы не оставили надежду взять Пантикапей. А значит, судьба снова замыкала Хозяина Проливов между двух врагов. Каждый из которых мог нанести удар в спину. Потому что у Пантикапея две спины, как когда-то говорил Гекатей.
— А надо сделать два лица, — таково было мнение нового архонта.
Среди лошадей, отобранных у скифов-лазутчиков, гиппарх увидел рослого жеребца с белой отметиной на лбу и в восторге узнал Арика. Он испытал такое чувство, словно после долгой разлуки вновь встретил старого друга. Конь признал его сразу. Буря восторга: от лизания лица длинным шершавым языком до кусания плеча — ясно показала гиппарху, что у Арика за это время не было по-настоящему хороших хозяев.
— Все лошади для моей конницы, — невозмутимо заявил он новому казначею Народного Собрания. Тот не посмел возразить.
Второй знак пришелся на самые поганые дни, когда над проливом бушевали холодные дожди. В промежутках между ними ненадолго выглядывало солнце, уже сонное и белое в сплошной пелене облаков.
— У Мермекия меотянки переправились на нашу сторону, — сказал ему Делайс. — Ты поедешь от моего лица говорить с представительницей царицы. Спросишь, чего хотят.
«Этого еще не хватало!» Левкон не был рад поручению. Но приказ архонта не обсуждают. С большим отрядом в две сотни всадников гиппарх отправился к Мермекию. Настроение было скверным. Мало того, что лошади поминутно оскальзывались на размытой грязи, так еще и в голове Левкона гвоздем засела мысль: а что, если сейчас он встретится с кем-нибудь, кого знал во время плена? С Македой, например. Стыда не оберешься!
— Где расположились меотянки? — спросил Левкон у старосты, вышедшего им навстречу.
— За поселком, севернее, до горы. Там берегом и увидите, — ответил старик. — Они смирно себя ведут. Встали лагерем, никого не трогают.
«Они и раньше были смирные, — подумал Левкон. — Только не ищи у кошки когтей, пока она играет».
Лагерь кочевниц виднелся сразу за горой, но Левкон не повел своих всадников туда, а, остановившись на почтительном расстоянии, приказал трубить в рога. Их звук во влажном тяжелом воздухе слышался, словно через войлок. Кони переступали с ноги на ногу, а гиппарх смотрел в небо, прикидывая, польет сейчас дождь или блеснет из-за края тучи солнце.
Услышав пение рогов, кочевницы толпой высыпали из лагеря. Они ехали навстречу пантикапейцам не быстро, и Левкон уже издали различил заряженные луки. Судя по тому, что стрелы были опущены к земле, меотянки не собирались пускать оружие в дело. Но гиппарх знал, что стоит им вскинуть руки, и из передней шеренги его всадников мало кто уцелеет.
Поэтому он жестом остановил свой отряд на расстоянии большем, чем полет стрелы, и поднял руку, предлагая «амазонкам» тоже придержать коней. Те были в гостях и подчинились без возражений. Левкон тронул пятками бока Арика и поехал вперед один. Навстречу ему от толпы степнячек отделилась всадница. Она была на золотисто-соловой кобыле, и ее отливавшие медью доспехи щегольски сверкали на слабом осеннем солнце.
— Я, Левкон Леархид, гиппарх Пантикапея, от имени граждан города приветствую тебя, — прокричал он, как в подушку, чувствуя, что его слова с трудом разрезают воздух.
Всадница привстала и тоже подняла руку:
— Я, Арета Колоксай, командир охраны царицы меотов, синдов и дандариев, от имени моей повелительницы приветствую тебя.
Когда он ее узнал? Когда она начала кричать или минутой раньше? Или он знал, что это будет она, уже подъезжая к Мермекию?
