Вероника Иванова - И маятник качнулся...
Ай-вэй, милая, да что с тобой такое?!
— Я не понимаю ровным счётом ничего из ваших слов. Постарайтесь сделать над собой усилие и пролить свет на причину визита, — сухо бросаю в ответ.
— Я хотела посмотреть на тебя... В последний раз.
Занятно. Значит ли это...
— Я больше не хочу иметь с тобой ничего общего.
— Почему?
— Ты сам знаешь.
— Не знаю.
— Ко всему прочему, ты ещё и лжец?
— Я так редко лгу, что до сих пор не научился это делать как следует.
— Я больше тебе не верю. — Как горько она это говорит...
— Я заслужил такое отношение?
— Да уж...
— Хорошо. Не верьте. Не приходите больше. Я не буду искать встреч с вами, обещаю. Запомните только одно: в том, что я делал прошлой ночью — как бы это ни выглядело — не было ничего предосудительного или преступного. Я старался предотвратить катастрофу.
— Это каким же образом? — Горечь в её голоске сплетается с едким сарказмом.
— Спросите у более сведущих людей: я плохо умею объяснять.
— Я и так знаю! Ты — чудовище!
— Простите, что прерываю вас, почтенная госпожа, но ответьте всё-таки: что вы имеете в виду, когда награждаете меня этим «титулом»?
— Ты... Как это мерзко!
Эмоционально, но туманно. Ничего не получается...
— Шли бы вы домой... Тюрьма — не место для юной девушки.
— Между прочим, Рианна младше меня!
— И что?
— А ты... Мерзавец!
— Не знаю, почему вы цепляетесь за возраст, но заменить принцессу вы всё равно не сумели бы.
Она не ответила. Всхлипнула и убежала. Когда топоток маленьких ног затих где-то в недрах галереи, я снова упал спиной на сырую подстилку, предаваясь сумбурным размышлениям.
Девочка расстроена, это и дураку ясно. Расстроена из-за меня. Но почему? Подумаешь, немного помял принцессу! До свадьбы все синяки заживут, тем более что свадьба будет не раньше, чем через пять — семь лет... Наверное, к тому времени Рианна станет настоящей красавицей. Стройной, величавой, изысканной. Отрастит длинные волосы. Вернёт улыбку на лицо... Наверное. Увижу ли я превращение подростка во взрослую женщину? Вряд ли. Если меня не повесят сегодня и не четвертуют завтра, я протяну ещё годик-два. Если повезёт. Если буду держать ноги в тепле и не буду злоупотреблять крепкими напитками. Если буду вести себя тихо, как мышка, и запру на самый тяжёлый засов нездоровое стремление помогать нуждающимся в помощи. Если...
Но я не успел тщательнее продумать дальнейший план действий, потому что пришли два дюжих стражника, чтобы препроводить вашего покорного слугу пред светлые очи коменданта Мирака.
* * *Комендант выглядел совершенно несолидно, и я мог ему только посочувствовать. В самом деле, когда тебе едва-едва перевалило за тридцать, а поросль на лице и не думает становиться гуще, трудно внушать подчинённым страх и уважение. Чего бояться? Румяных щёк? Прямого взгляда растерянных глаз, голубых, как небо над горными пиками? Да, статью природа не обидела этого человека, зато поскупилась на строгие краски. Коменданта Мирака трудно было бояться. Даже если бояться — стоило...
Мужчина, сидевший за массивным столом, оторвался от кипы бумаг — с плохо скрываемым облегчением, надо сказать, — и перевёл взгляд на меня. С минуту мы играли в «гляделки», потом молча согласились на ничью, и комендант небрежным взмахом руки велел страже удалиться. Оставаясь один на один с преступником, он ничем не рисковал: увесистые браслеты наручников надёжно удерживали запястья моих рук за спиной, доставляя вполне предсказуемое, но не слишком досадное неудобство.
Взгляд коменданта некоторое время беспорядочно перемещался по комнате, но, похоже, с обстановкой собственного кабинета глава города был знаком досконально, потому что ни один предмет не потребовал для себя более пяти секунд осмотра. Я ничего не имел против места своего настоящего пребывания: светло, свежий горный воздух из раскрытого окна, довольно тепло и сухо — но исполнять роль мебели в мои намерения не входило. Поэтому, когда комендант пошёл «по второму кругу», я позволил себе наглость нарушить молчание:
— У вас есть ко мне вопросы?
— Что? — Растерянное недоумение. — А... да, пожалуй...
— Спрашивайте, — любезно разрешил я.
— Вопросы... Есть вопросы, конечно... — Коменданта глодали некие сомнения, это было видно невооружённым глазом.
— Ну так прекратите мямлить и переходите к делу! — Голубые глаза моргнули и уставились на меня так, будто видели впервые в жизни.
— Вы куда-то торопитесь? — вежливо, но холодно осведомился мой собеседник, наконец взяв себя в руки и сосредоточившись.
— В уютную тёмную камеру — куда же ещё? Не сочтите моё поведение нахальным, но позвольте заметить: наверняка ваше время гораздо дороже моего, и я не смею надолго отвлекать вас от вопросов управления городом.
Лучше бы я тупо молчал. Переварив мою тираду, комендант совсем помрачнел и сообщил:
— Вы не производите впечатление преступника.
— Может быть, потому что я и не являюсь этим самым... преступником? — вкрадчиво поинтересовался ваш покорный слуга.
— Факты говорят об обратном, — строго ответил комендант.
— Факты отвечают тому, кто их спрашивает, сударь. А любой вопрос может быть задан как минимум двумя способами, предполагающими два разных ответа. — Я продолжил запутывать и без того спутанные мысли того, кто вынужден был исполнять незавидную роль дознавателя.
— Вы правы... Но некоторые факты даже не нуждаются в вопросах: они вопиют, — твёрдо и категорично заявил мой оппонент.
— Например?
— Зачем вы изнасиловали несовершеннолетнюю девочку? — Вопрос был задан прямо в лоб.
Я машинально начал отшучиваться:
— Знаете ли, сударь, некоторые предпочитают именно бутоны, далёкие от периода расцвета... — Но тут до меня окончательно дошёл смысл фразы, и я искренне и неприятно удивился: — А почему вы решили, что я её изнасиловал?
— Если рассмотреть... — Он чуть порозовел. Тоже мне, скромник... — Следы крови...
— Крови? — Я хохотнул. — И вы обвиняете меня только на основании нескольких капель крови?
— Вкупе с иными следами насилия... — Комендант заглянул в один из листков, густо покрытый вязью букв.
— Вы имеете в виду синяки?
— И их тоже.
— Не думал, что, кроме меня, в этом городе найдётся ещё несколько законченных кретинов... Не в обиду вам будет сказано, сударь, но обвинения просто смешны.
— Да как вы смеете... — начал было он, и я поспешил погасить пламя возмущения в зародыше:
— Синяки на руках и разбитая губа ещё ни о чём не говорят, сударь... Допустите такую возможность: девочке было плохо, её трясло в лихорадке, и я просто пытался удержать её на месте.
