Ольга Баумгертнер - Колдовская компания
– Но он умеет контролировать гипномагию, – мрачно обронил Игниферос, прервав Ретча. – И тогда мог… При желании это можно контролировать и во сне.
– Твой брат утверждал обратное, – заметил Бэйзел. – Что во сне это невозможно…
– Значит, он лгал.
– И, тем не менее, все выглядело так, словно Тэрсел совершил это против своей воли.
Все взоры обратились к Гасту.
– Мы находились тогда рядом с ним – он проснулся, отчаянно вскрикнув, и пришел в ужас от совершенного.
Бэйзел переглянулся с Ретчем.
– Должен тебя разочаровать, Гаст, он всегда приходил в ужас от содеянного. Смерть его врагов не доставляла ему ни радости, ни удовлетворения. Это звучит несколько странно, но это так.
– В ужас? – впервые подал голос Лайтфел. – Не из-за того ли, что он знал, что за этим последует жестокое наказание? Я о его учителях…
– Нет, происходило все наоборот, – в голосе Бэйзела послышались усталые нотки. – Учитель наказывал его за какую-нибудь оплошность, потом следовала внезапная смерть колдуна…
– Почему же ты не запретил наказывать его?… – начал Гаст и тут же сам ответил. – Значит правда? По закону вашей обители действительно все ученики учатся вместе, независимо от происхождения, а учителям не известно, кто их родители? Почему же оказалось невозможным сделать исключение?
– Невозможно, – произнес Бэйзел. – Просто невозможно. Не спрашивай у меня почему.
Гаст переглянулся со Скитом и Инведнисом и, получив в ответ растерянное пожатие плечами, в задумчивости понурил голову.
Бэйзел обратился к Игниферосу.
– Чего же ты желаешь?
– Ты знаешь. Он опасен – тебе это известно не хуже меня. Приведите мне доводы, по которым стоит оставить ему жизнь. И не стоит думать, что он заслуживает вашей жалости, – с последними словами он воткнул жесткий взгляд в лицо Мерлинды, Гаста, задержавшись особенно долго на Авориэн, болезненно побледневшей, с дрогнувшими губами, с тревогой и болью в глазах – казалось ей вот-вот сделается худо.
Мне и самому было мерзко от услышанного. Я чуть отступил, прислонившись спиной к холодной мраморной отделке камина. Провел ладонью по лицу, словно хотел, чтобы все пропало и рассеялось, как морок, и каким-то образом смахнул с каминной полки небольшие часы. Раздался звон – во все стороны брызнули осколки циферблатного стекла, пружинки, винтики, зубчатые колесики, закрутившиеся волчком на блестящем паркете. Я затаил дыхание. На какой-то миг показалось, что переместился сюда совершенно, и меня все видят. Но тут же понял, что все взгляды в недоумении обращены к разбившимся часам. Какой-то, особо расторопный слуга бросился убирать, однако нервозность после происшествия за столом только возросла.
– Я на несколько минут отлучусь, – Бэйзел поднялся.
Вслед за ним вскочил Ретч, что-то спешно прошептал на ухо своему господину и с каменным лицом сел обратно. Бэйзел скрылся за дверью. Я понял, что немедленно должен убираться отсюда, закрыл глаза, глубоко вздохнул и открыл их уже в своей комнате. Эрслайт все также спал, а моя рука, державшая книгу, несколько затекла. Я как раз переворачивал страницу, когда дверь без предупреждения распахнулась и ко мне зашел Бэйзел.
– Тэрсел!
– Тише, – я сделал ему знак молчать и кивнул на Эрслайта. – Только недавно, наконец, заснул.
Малыш чуть тревожно шевельнулся во сне, но не проснулся. На лице Бэйзела отразилась некоторое недоумение. Мы еще немного помолчали, чтобы его сон стал крепок, и только потом перешли к тихой беседе.
– Ты так быстро вернулся? – я отложил книгу.
– Еще не совсем, – Бэйзел чуть усмехнулся. – Ретч поделился вашей тайной, как можно быстро проникнуть в эту башню. Я даже не догадывался, что защита замка смещена.
– Несколько лет назад произошло небольшое землетрясение… – я пожал плечами и спросил: – Возникли какие-то проблемы?
– Пока еще нет, но предвидятся. Хочу заранее уточнить одну вещь. Что ты собираешься делать с Эрслайтом?
– Ты думаешь, что одним из условий мирного договора тебе поставят обязательство отдать его светлой стороне? Мне бы не хотелось отдавать им ребенка.
– Не хотелось бы? – удивился Бэйзел.
– Я не отдам им Эрслайта, – более жестко повторил я. – Но, надеюсь, мы сможем найти с Авориэн общий язык.
– А если нет? – предположил Бэйзел.
– Не хочу загадывать заранее, – я нахмурился. – Надоело думать о грядущих неприятностях… Как бы ты поступил на моем месте?
– Не думаю, что иначе, – Бэйзел сжал мне плечо и поднялся. – Мне пора. Если вдруг вопрос насчет Эрслайта встанет в тупик – я позову тебя.
Я кивнул. Он шагнул к стене, открыл проход и переместился в Мидл. Через миг я тоже очутился там, расположившись на этот раз у окна, предварительно убедившись, что рядом нет никаких предметов, которые мог бы по неосторожности смахнуть, как злополучные часы. Бэйзел вошел в зал, сел на свое место, проигнорировав вопросительный взгляд Ретча и посмотрел на Игнифероса.
– Думаю, стоит сделать по-другому – приведи доводы, по которым стоит лишать его жизни. Лайтфел?
– Я не вижу причин, – Лайтфел хмуро глянул на Игнифероса. – Из-за чего бы мы желали ему гибели. Он, однажды, спас мою жизнь… И, пока он правил в обители, мы удивительно ладили.
– Вы не понимаете – все дело в возрасте. Остальные тоже себя не проявляли до определенных лет. Едва они достигали возраста равного четверти века, то становились неуправляемыми. Их обуревала жажда разрушения. И вы сами убивали их, как бешенных псов. Сколько погибло, пытаясь справиться с их безумием? Нам осталось не так долго ждать.
Весь темный совет опустил глаза.
– Значит, через три года… – произнес Лайтфел. – Но ты ведь можешь и ошибаться.
– Это исключено. Никто из детей моего брата не пережил этот возраст. Не было ни одного, кем бы не завладело безумие.
– Но ведь… – Лайтфел посмотрел на Бэйзела. – Ведь твой род ведет начало от Ментепера…
– Сыновья моего брата успели оставить потомство… – ответил за Бэйзела Игниферос. – На других поколениях наследственность не отражалась. Так что Авориэн может не беспокоиться за своего сына. А теперь – время решать! Я слышал, что вы его однажды уже приговорили, хотя и по несколько другой причине, разве нет?
Почти весь светлый совет поднял руки, из темного – Балахир, Дарт и еще трое бывших когда-то на стороне Бихеста.
– Я слышал, что даже ты, Мерлинда, – продолжил Игниферос. – Даже ты еще не так давно согласилась на его смерть…
Моя мать сделалась мертвенно бледной, ее губы задрожали, а в глазах сверкнули слезы.
– Ты даже не догадываешься, чего мне это стоило! Но никогда, слышишь, никогда я не повторю этого, – она поднялась. – Мой сын достаточно сильный, чтобы справиться с этим. Мое слово сказано!
