Сельма Лагерлёф - Сага о Йёсте Берлинге
И они повинуются. Шестеро мужчин поднимают на плечи лоток, на котором лежит капитан Леннарт, и уносят его с ярмарочной площади. Народ перед ними расступается и замирает в молчании, мужчины снимают шляпы, женщины благоговейно склоняют головы, как в церкви при упоминании имени Господа. Одни плачут и утирают глаза, другие вспоминают, каким он был — добрым и веселым, набожным и всегда готовым помочь в беде.
Как только кто-нибудь из несущих капитана устает, тотчас из толпы выходит человек и молча подставляет плечо под лоток.
Вот капитана Леннарта проносят мимо того места, где стоят кавалеры.
— Пойду-ка я с ними и погляжу, чтобы его непременно принесли домой, — говорит Бееренкройц и покидает место у дороги, чтобы идти к Хельгесэтеру. Остальные кавалеры следуют его примеру.
Ярмарочная площадь пустеет, люди идут вслед за капитаном Леннартом в Хельгесэтер. Ведь нужно проследить за тем, чтобы его донесли до дома. Им уже не до покупок, забыты ярмарочные подарки для оставшихся дома ребятишек, не куплены молитвенники, остались на прилавках шелковые платки — мечта каждой девушки. Всем надо удостовериться, что капитана Леннарта принесут домой.
А в Хельгесэтере тишина, никто не выходит навстречу шествию. Снова барабанят кулаки полковника по запертой двери. Слуги отправились на ярмарку, а капитанша одна караулит дом. Снова, как тогда, она сама отворяет дверь.
И снова, как и в прошлый раз, она спрашивает:
— Что вам нужно?
Как и в прошлый раз, полковник отвечает:
— Мы пришли с твоим мужем.
Бееренкройц стоит спокойный и уверенный, как всегда. Она смотрит на него, потом на стоящих позади него плачущих людей с тяжелой ношей на плечах, на всю огромную толпу. Она стоит на ступеньках и видит сотни заплаканных глаз, которые со страхом смотрят на нее. Потом она переводит взгляд на мужа, распростертого на носилках, и прижимает руку к сердцу.
— Это его истинное лицо, — бормочет она.
Не говоря более ни слова, она наклоняется, отодвигает задвижку, распахивает настежь входную дверь и ведет их в спальню.
Полковник помогает капитанше разобрать двуспальную кровать и взбить пуховую перину. Капитана Леннарта укладывают на мягкую постель, на белоснежные простыни.
— Он жив? — спрашивает она.
— Да, — отвечает полковник.
— Есть надежда?
— Нет. Тут уж ничем не поможешь.
На минуту воцаряется молчание. И вдруг ее голову пронзает мысль:
— Неужто все эти люди плачут о нем?
— Да.
— Что же он для них сделал?
— Последнее из того, что он сделал: позволил Монсу Силачу убить себя, ради спасения женщин и детей.
Она снова сидит молча, погруженная в раздумье.
— Скажите, полковник, почему у него было такое лицо, когда он вернулся домой два месяца тому назад?
Полковник вздрагивает. Только сейчас, только сейчас он понимает, что случилось тогда.
— Это Йёста раскрасил ему лицо.
— Стало быть, я тогда закрыла перед ним дверь по милости кавалеров? И вы не боитесь держать за это ответ пред судом Божьим?
— Мне за многое придется ответить.
— Но это, верно, самый тяжкий изо всех ваших грехов.
— Да, и сегодняшний путь в Хельгесэтер — мой самый тяжкий путь. Впрочем, во всем этом виновны еще двое.
— И кто же они?
— Один из них — Синтрам, а другой — вы сами, кузина, ваша строгость. Я знаю, что многие пытались поговорить с вами о муже.
— Это правда, — отвечает она.
Потом она просит рассказать ей о пирушке в Брубю.
Он рассказывает все, что помнит, а она молча слушает. Капитан Леннарт все еще лежит без сознания. В комнате полным-полно плачущих, убитых горем людей, но никто и не думает просить их выйти. Все двери открыты, и во всех комнатах, в прихожих толпятся притихшие, удрученные люди.
Капитан кончает рассказ, и капитанша громко говорит:
— Если здесь есть кавалеры, прошу их уйти. Мне тяжело видеть их, сидя у смертного одра моего мужа.
Не говоря ни слова, полковник встает и выходит из комнаты. За ним идет Йёста Берлинг и еще несколько кавалеров, провожавших капитана Леннарта домой. Люди робко расступаются, пропуская пристыженных друзей.
Когда они вышли, капитанша попросила:
— Может, кто-нибудь из вас видел его в последнее время, расскажите мне, где он находился и что делал.
И вот те, кто находится в комнате, начинают рассказывать о славных деяниях капитана Леннарта, его слишком строгой жене, не сумевшей его понять и ожесточившей против него свое сердце. В комнате звучит оживший язык древних псалмов, ведь эти люди не читали никаких книг, кроме Библии. Образным языком книги Иова, с оборотами речи времен патриархов повествуют они о страннике Божьем, который ходил по земле, помогая людям.
Кажется, рассказам этим не будет конца. Уже сгущаются сумерки, а они все еще рассказывают. Один за другим выступают они и говорят о нем, а его жена, которая раньше слышать не могла его имени, молча слушает. Говорят больные, которых он излечил, буйные, которых он приручил, обездоленные, которых он утешил, пьяницы, которых он отучил пить. Каждый, попавший в беду, каждый страждущий мог обратиться к страннику Божьему, и каждому он помогал, или по крайней мере пробуждал надежду и веру.
Весь вечер звучал язык псалмов в комнате умирающего.
Толпа на дворе не расходится, люди со страхом ждут конца. Они знают, что происходит сейчас в доме. Слова, громко сказанные у постели умирающего, на дворе повторяются шепотом из уст в уста. Каждый, кому есть что сказать, потихоньку пробирается вперед.
— Вот он тоже может рассказать, — говорят люди, уступая ему дорогу. И он выходит из темноты, говорит свое слово и снова исчезает во мраке.
— Что она теперь говорит? — спрашивают стоящие во дворе каждого, кто выходит из дома. — Что говорит теперь строгая хозяйка Хельгесэтера?
— Она сияет, как королева. Она улыбается, как невеста. Она придвинула его кресло к постели и разложила на нем одежду, которую сама соткала для него.
Но вот в толпе воцаряется молчание. Никто не говорит ни слова, но каждый чувствует: он умирает.
Капитан Леннарт открывает глаза, оглядывает комнату и понимает все.
Он видит свой дом, людей, жену, детей, одежду и улыбается. Но он пришел в себя лишь для того, чтобы умереть. Из груди его вылетает предсмертный крик, и он испускает дух.
Рассказчики умолкают, но вот чей-то голос запевает отходный псалом. Все остальные подхватывают его, и громкое пение сотен голосов устремляется к небесам.
Это прощальный земной привет отлетающей душе.
Глава тридцать пятая
