Арина Воронова - Дети Брагги
…рази…
Наконечник качнулся, сверкнул, засиял, вбирая в себя и свет костров, и блеск в глазах зверя. Потверже уперев ноги, заводя руку с копьем назад, Вес торжествующе рассмеялся. Победитель может позволить себе такую малость! Хохот сотряс его тело, заставив его на мгновение отвести взгляд от волка. Но куда из огня деться Жадному?
Перед глазами его мелькнула вдруг странная картинка из чьего-то — не его ли? — детства, если только было детство у аса.
— Начинай, — скомандовал голос отца.
Будто только он и ждал этих слов, широкоплечий дружинник, что локтем прижимал волчонка к себе, выхватил кинжал и ловко перерезал рыжую глотку. И когда дождем хлынула теплая красная кровь, мальчишка закричал. И продолжал кричать.
Приучающий младшего сына к виду крови сканейский ярл спокойно глядел, как камни старого капища насыщаются кровью.
Красная струйка переливалась через край камня и впитывалась в землю. В темноте гулко падали капли.
…рази…
Конунг Вестмунд стряхнул с себя наваждение, чтобы прикончить врага.
Чтобы увидеть перед собой на фоне пляшущих языков пламени невысокого молодого человека, занесшего для последнего удара Одиново копье с серебряным наконечником. Чтобы вместо воплощения Фенрира увидеть перед собой воплощенного одноглазого Гримнира. Самого себя.
Внезапно ему показалось, что он лежит на голом камне и лба его касается чья-то рука, ласково отбрасывая назад влажные волосы.
Ладонь была прохладной, почти утешающей, как и голос…
— Ничто не происходит без причины, — сказал над ним голос, но принадлежал он не Квельдульву. — Происходящее здесь — не забава, и не пустая прихоть захлебнувшихся властью над рунами стариков. И не месть завистников тому, кто столь юным основал королевство.
Происходящее сейчас — неотъемлемая часть того, что должно быть свершено, дабы восстановить справедливое равновесие, то самое равновесие, что нарушило прямое вмешательство асов в дела Мидгарда. — Говоривший помолчал немного. Способен ли ты понять это? Способен ли понять, что ни в одном из нас нет ненависти к тебе, конунг? Даже во мне, хотя, и, наверное, не без причины, ты почитаешь меня худшим из своих врагов. Мир зиждется на противостоянии порядка силам хаоса и тьмы. Но верно и обратное: Одину надобен Локи.
Рука вновь мягко легла на блестящий от испарины лоб молодого человека в испачканной песком землей и листьями одежде. Он пытался не слушать, но, несмотря на свои усилия, слышал:
— Каждому из нас определено, какие ошибки он совершит, свои ошибки, но странно верить, что промах способен чему-то научить.
Никто из нас не учится ни на своих, ни на чужих ошибках. Рука прекратила свое движение и упала. Лежащий в ужасе ждал, ощущая возникшее в воздухе напряжение, хотя голос оставался спокойным, холодным и ровным.
— Лишь там, где встречается извечный иней с жаром Муспельхейма, смогла зародиться вода, а вместе с ней и жизнь. Но эти два плюса вечно притягивает, вечно отталкивает друг от друга, а соединиться им мешает мир ваш.
Голос оборвался, лежащий слышал лишь тишину, мелко, будто пульс на горле волчонка, подрагивающую тишину, которую, казалось, можно было сжать в горсти. Как малую птаху.
— Да, именно он. Тот мир, что известен вам как Мидгард, обиталище людей, что лежит посреди восьми прочих. Битва породить способна лишь следующую битву, а ярость — новую ярость. Не познал ли ты на собственном опыте, сколь непросто после гибели лучших защитить собственную землю?
— Кто ты? — заставил себя спросить конунг, когда говоривший, казалось, задумался.
— Брагги, — спокойно ответил тот и, будто не придавал этому никакого значения, продолжил: — В каждой битве, что ты затеял, гибнут лучшие витязи, и все больше их не возвращается с тинга кольчуг. Звенят по всему Мидгарду мечи, предвещая его падение. И что тогда станет заслоном сынам Муспельхейма?
— Нет! — выкрикнул лежащий. — Эйнхерии оборонят Ясень, не дадут вырваться Жадному!
— Разве не понял ты, что Жадный — ты сам? — В голосе длиннобородого аса закрались нотки нетерпения. — Неужели ты так ничего и не понял, о, конунг? язвительностью тон его напоминал манеру Квельдульва.
Конунг Вестмунд попытался пошевелиться, но только и смог, что открыть глаза. Звякнуло железо. Кромешная тьма накрыла его черным с запахом земли покрывалом. Ни звука, кроме его хриплого дыхания, да заскребли по камню каблуки сапог, когда страх свел ему мускулы ног.
— Брагги?
Тишина. И ощущение давления… Будто успел вырасти над ним древний курган.
— Квельдульв? Грим…
Ничего.
Он лежал на спине. Под ним были жесткие, холодные, неподатливые камни. И камни вокруг были точно такими же.
Скованный по рукам и ногам, он мог только слепо пялиться в то, что он мог бы назвать потолком, будь тут свет, чтобы увидеть это.
Ужас затопил все его существо. Он подался в цепях, пытаясь вырваться из оков, упал назад, когда ему показалось, что его голова вот-вот треснет. Боль грозила ослепить его, разве что он и так уже ничего не видел.
— Отец!
Никакого ответа. Только тьма и камень, и тяжесть неведомого грядущего. Глаз — правый — залила кровь: судорожный рывок в цепях вновь разбередил рану.
— Волк тянется к солнцу, — пробормотал он…Вороны, вороны кружат. Повсюду вороны… С разверстыми клювами и расправленными когтями бьют крыльями по воздуху враны, бьют по голове его, по лицу, по глазам. Пытаются сбросить в колодец, которому нет дна…
Перекатываясь под кожей, буграми вздулись мышцы на ребрах.
Вновь и вновь он рвался из цепей, пока оковы у него запястьях не стали скользкими от крови.
…вырваться… вырваться… вырваться…
Чтобы вновь оказаться в огненном круге, наедине со стоящим к нему спиной худым человеком в темном плаще.
Вес устало потер глаза.
Ненавижу! Сколько еще станет он терзать меня. Убить. Убить его, и никто из тех, что стоят за огнем, не помешает мне покинуть эту поляну.
Вес сделал шаг вперед и обнаружил, что ноги едва слушаются его, что ненависти не достанет даже на то, чтобы заставить ноги пронести его эти три, нет четыре локтя, и вцепиться в горло Квельдульву.
Так близко. Ненавистная жертва так близко. А если еще зайти слева, то одноглазого скальда Локи можно застать врасплох…
«Исчадие Локи, волк Жадный, Фенрир, проглотит однажды солнце!» — гулким грохотом прокатились по затуманенным мыслям слова Одина.
— Могучим и светлым именем отца всех богов и людей, именем Ясеня и Вальгаллы…
Вес плюнул под ноги безучастно застывшей фигуре, стараясь скрыть голосом шорох шагов.
