Елена Асеева - По то сторону Солнца. Часть вторая
И сразу на смену диэнцефалону и лучам бьющим, видимо, из будущего третьего глаза принца пришло достаточно большое помещение, в котором зрительно обрезаны было наблюдение по правую и левую сторону, а на первый план выступали полукруглые очертания стен и находящая по центру ее высокая створка двери. Собранная из гладких лазурного сияния непрозрачных минералов, она была ограненная и вовсе темно-синим металлом. Такого же тусклого синего сияния казалась и виденная стена, и пол, чей цвет, впрочем, смотрелся почти янтарным. Покрытый дополнительно узорчатым рисунком в виде отдельных полос, кругов пол на стыках украшали крупные зеленые драгоценные камни, переливы от которых, выбиваясь вверх, в виде легкой дымки распространялись по его поверхности. Однако взгляд Камала Джаганатха сфокусировался на стоящем напротив асгауце, в отличие от дайме достаточно подтянутого сложения с темно-коричневой кожей, местами поросшей коричневым пушком. И головой точь-в-точь повторяющей ослиную, вытянутую, сухую, дополнительно покрытую прядями коротких черных волос. Обряженный в коричневую майку без рукавов и того же цвета обтягивающие штаны зараз объединенными с обувью, стоящий напротив асгауец низко склонил голову, едва поглядывая через волосы, прикрывающие его лицо, на принца, лишь миг спустя когда внезапно подключился звук соотнесенного к наблюдению самим дайме:
— Итак, все уяснил Хаиу Тот, — вопросил со своим присвистом Хититами Сет, узрев торопливый кивок асгауца. — Обаче повторюсь, — ощутимо нервно дополнил он. — Мальчика отвезешь в условленную планету. Допрежь того лишишь сына выбранного нами князя Вадимира жизни. И так как в геноме этого человеческого подвида прописан у обоих особей лишь единственный раз процесс оплодотворения и зачатия, Вадимир будет рад принять мальчика. Тем паче я сам объявлю дитя его сыном. Понеже мальчик будет окружен заботой, теплом, уважением всем тем, что просил для него его высочество. Мои знахари проверили геномы обоих видов и заверили, что не произойдет никакой мутации, даже притом, что у мальчика, не будет ограничения в способностях зачатия. Его высочеству, мы представим данные, что человеческое дитя вывезено в систему Нубнефер, на планету Унегубу.
— Вы не боитесь, ваше величие, — и вовсе скрипуче-хрипло отозвался стоящий напротив Хаиу Тот, вскидывая вверх голову и зыркая на него черными глазами выглядывающими из раскосых глазниц. — Что о вашем обмане узнает его превосходительство Арун Гиридхари или его высочество Камал Джаганатх. Говорят у принца весьма мощные покровители, сам амирнарх, главный дхисадж и даже пречистый канцлер-махари. Как бы вам не нажить в их лице врагов.
— Поелику у мальчика и должны быть наилучшие условия, — теперь голос Хититами Сета задрожал, видимо, он боялся только, что озвученного. — Наилучшие. А наилучшие может создать только племя рассенийцев и князь Вадимир. Ну, а название планеты и системы можно поколь утаить, абы обезопасить себя.
Себя! неожиданно и вовсе громогласно наполнило диэнцефалон Камала Джаганатха, потушив дотоль зримые объекты, комнату и стоящего в ней асгауца, также разком явив темные пространства космоса, охваченного туманностями, отдельными звездными скоплениями не просто разнообразных форм, яркости, но и цвета. А после все опять же вдруг, выплеснув в авангард наблюдения упрятанную в клейких, тягучих парах насыщенно оранжевую туманность, наполненную скоплениями газов, плазмы, пыли. Имеющая форму выпуклого кольца оранжевая туманность внутри представляла собой волокнистую структуру, в виде отдельных вытянутых струй, спиралей и значительно более мелких глобул, в основном темно-синего или черного, глянцевитого сияния. Хотя, как и всегда акцентировала внимание участком, который повторял вид огромного глаза создания, вроде как прикрытого со всех сторон оранжевыми парами. Его плоская форма имела вздетые, значительно вытянутые уголки, слегка вывернутые подвижные складки вокруг глаз, без ресниц и устья желёз, с розовой тонкой полосой, проходящей по самому краю. В насыщенно лиловой радужке глаза, находился овально-растянутый синий зрачок. Неподвижный, окаменевший глаз, будто тонул в самих оранжевых парах, тонул или лишь рассеивался, распадался на отдельные мельчайшие, пылевидные крупинки, определенно, смешиваясь с туманностью, и, синхронно, создавая нечто в виде бесформенной темной, газо-пылевой глобулы, наблюдаемой на данной объемной поверхности только оттеночным пятном. А рядом с ним, и, вовсе походя уже только на сконцентрированные скопления газов, плыли расчлененные останки тела. И если глаз смотрелся огромным, то узнаваемые всего-навсего конфигурацией части тел были колоссальных размеров, и, вероятно, лишь потому как отдельные куски все еще хранили очертания целого организма, их удавалось разобрать. Посему в этой разбросанности и газовой составляющей проступала кисть руки с удлиненным и несколько отстраненным в бок большим пальцем; какой-то сустав, скорей всего, коленный с обрубленными костями бедренной и большеберцовой; отдельные позвонки в виде цилиндра впереди и располагающейся сзади дужки; кусок позвоночного канала образованного четырьмя телами, дужками и даже все еще сохранившего плотные зелено-коричневые тяжи соединительной ткани; верхний кусок черепной коробки, несколько вытянутой, яйцевидной формы, своими краями едва доходящий до линии лба, впрочем, вместе среза густо опутанной газами, курящимися по своему окоему.
Длинное судно с серебристым корпусом и проложенными по спинке голубоватыми полосами люков, без крыльев, однако, с фюзеляжем и хвостовым оперением досель ровно двигающееся чрез рыхлые, волокнистые туманности оранжевого цвета, внезапно застыло. Оно не то, чтобы наткнулось на преграду, оно просто сдержало свой полет возле останков черепа. Еще пара секунд и из его слегка округлой головы вылез толстый серебристый бур. Он, достигнув все еще костного, черного с серебристыми прожилками, черепа упершись в него, принялся крутиться. Сначала бур вращался не быстро, точно наращивая обороты, тем не менее, вскоре набрал надобную скорость и вроде как преобразился в ядреный яркий луч света, который стал медленно, но верно прожигать в кости широкую брешь. Из-под того серебристого луча-бура в разные стороны отлетали комки густого света, лоскуты пламени и ошметки какой-то очень твердой породы, схожей с камнем. Все эти отломки некогда единого целого, отскакивая от остатков черепа, превращались в горящие сгустки, хвостатые светила-астероиды, в болиды и метеориты, порой смешиваясь с парящей округ оранжевой туманностью. Бур меж тем зримо прожег почти черную дыру с тремя жидкими с голубоватым отсветом языками в некогда бывшей частью черепной коробке. Все еще не убирая бура, космический аппарат неторопливо пополз в образовавшуюся дыру. Чудилось это вытянутое космическое судно с трудом протискивается через щель, жаждая, мечтая попасть в недра черепа, дабы похитить, забрать все еще утаиваемое в нем богатство — не менее черную, вязкую субстанцию диэнцефалона или то, что от него осталось. Судно, похоже, каждую секунду, с натугой замирало, вновь полыхало серебристым буром, и продолжало свое едва заметное движение, свое едва заметное проникновение. Космический аппарат поколь был все еще виден и подобно живому организму изредка втягивал в себя отдельные части собственного тела, извивался, или подталкивал свой ход хвостовым оперением, нервно изгибая приподнятый вверх конец. Так, что немного погодя в прожженной дыре сначала пропала его голова, затем весь корпус, а напоследок, чуть качнувшись, исчез и сам хвост. Не более трех-четырех секунд просматривалась прожженная дыра, в останках черепной коробки, охваченная лепестками голубоватых размывов, но после данная поверхность дрогнула и резко стала сворачивать собственные окоемы, стремясь войти в единую точку, в центр и с тем поглотить и саму горловину, и ее голубоватые, размытые лепестки, чтобы более никому не дать попасть в святое-святых, изначальное и, одновременно, запретное.
