Инна Живетьева - Стальное княжество. Дилогия
Снова засмеялся тэм, горстью швырнул медяшки актерам. Рик потемнел лицом, сжал кулаки:
— Вот тебе Сизелия, видел? — повернулся он к Славке, еле сдерживая гнев. — А я мог бы им свою волю диктовать! Я, понимаешь? Ненавижу! Стань я князем, да пали бы границы… — Рик резко повернулся, глянул на тэма со стражниками. — Вот тогда бы они не смеялись.
— Так, пошли отсюда, — Славка решительно ухватил друга за плечо.
С трудом пробрались сквозь толпу, распихивая зевак локтями. Вслед им выругались, но беззлобно. Алешка, вспыхнул, оглянулся. Славка чуть сам не выразился. Нашел время и место хамов учить.
Дорогу преградил старик-нищий, оценил наметанным взглядом богатые плащи и прицепился к ребятам. Тут уже Влад не выдержал: послал по-местному так, что старикан рот открыл от восхищения. Только когда вышли в проулок, Славка отпустил Рика.
В этом месте было потише, узкий проход — по одну сторону глухая стена конюшни при трактире, по другую — высокий забор — не манил горожан.
— Если они так ржут, то чего за тебя княжескую дочь сватали? — удивилась Аля.
Славка скривился: у девчонок одно на уме! Ответить Рику не дал Влад:
— Слушай, а может, ты помиришься с отцом, а?
Княжич вскинул изумленные глаза.
— Да я же не прощать тебе предлагаю, — рассердился Влад. — Ну, сделаешь вид, и все. Зато потом прижмешь этих юмористов.
— Талем говорит: «Если маску носить слишком долго, она становится твоим лицом», — ответил Рик и Славка понял: княжич уже думал о таком варианте и отказался от него.
Талем возвращался от хранителя библиотеки, когда наткнулся в коридоре у самой двери в снимаемые комнаты на Леру. Девочка стояла, прислонившись плечом к косяку, и независимо наблюдала за приближением ведуна. Она была не в дорожной одежде, а в длинной юбке с широким, под грудь, поясом-шнуровкой, и тонкой рубашке с сизелийскими кружевами. Даже волосы собрала по-местному: подколола вверх, выпустив чуть пониже правого уха прядку.
— Тебя долго не было. Мне вдруг показалось, что ты больше не придешь, — сказала Лера.
И тут же подумала: какое же это все-таки счастье, что Талему не нужно ничего объяснять! Он и так поймет, что Лера не стремится навязать ему свою любовь или припереть к стенке. А есть только то, что сказано: она волновалась и ждала. Словно бы стояла на крыльце родного для Талема дома, в котором дверные ручки послушно ложатся в руку, и знаком скрип каждой половицы в сенях.
Ведун бережно приподнял Лерину ладонь и поцеловал. Пальцы у девочки чуть дрогнули: ну откуда он взялся с такой чуткостью, уже даже не ведовской, угадывающей правду за словами. Поцелуй в губы от мужчины, лишившегося любви, был бы циничен. В лоб, как старший маленькую девочку, — фальшив. Дружеский, в щечку, — мог обидеть своей легкостью.
— Наши женщины носят не так, — у ведуна чуть блеснули глаза: — Они выпускают два локона, а не один.
Лера чуть прикрыла ресницами глаза и ответила, добавив в спокойный голос немного терпкости вызова:
— Я — не ваша женщина.
И первая повернулась шагнуть к двери, ощущая каждым позвонком взгляд Талема.
Пока слуги накрывали на стол, все молчали. Пусть до них никому нет дела, но осторожность уже вошла в привычку. Даже ужинать они предпочитали наверху, в небольшой гостиной между спальнями. Только когда Лера кивком головы отпустила рабов — а незаметно так вышло, что именно ее считали хозяйкой, — Талем заговорил:
— Завтра можно уезжать.
Славка кивнул, действительно, пора. Честно говоря, уезжать не хотелось. Не успели толком отдохнуть под крышей, нормально пожить — и снова в путь. Да и девчонки выматываются, вон, Машка аж с лица спала. Не таскать бы ее за собой, но ведь не оставишь, страшно. Не было бы сложностей с князем Отином — отправили бы девчонок в Семиречье. Да и Антона заодно. Влад хоть сильно его не цепляет, но сколько раз Славка замечал ненависть во взгляде. Особенно по вечерам, когда все сидели у костра и вели неспешные разговоры. Славка понимал, о чем думал Влад: если бы не Антон, Костя тоже мог бы сидеть вместе с ними. Не дело, когда в отряде такое напряжение; да и Славке было бы без Антона проще. Но бросать его тоже нельзя. Славка не понимал — почему, но чувствовал — нельзя. Иначе потом сам себе противен будешь.
Желтая птица ударила в стекло, отлетела и села на открытую ставню.
— Вестница! — Рик подскочил к окну. — И нашла же, — добавил с досадой.
Талем отложил ложку:
— Так открывай, она, бедолага, уже из сил выбилась.
Рик повернулся спиной к окну, уперся лопатками в стекло и медленно спросил:
— А надо ли?
Ведун встревожился, торопливо выбрался из-за стола:
— Это наверняка от князя.
— Вот именно, — сумрачно кивнул Рик, но спорить не стал, потянул на себя створку. Птичка плюхнулась на подоконник, завертела головкой: ошейничек мешал. Рик ловко вынул тонкую, плотно свернутую бумажку:
— «Немедленно возвращайся. Князь Отин». Вот так, — он отбросил бумажку на узкий подоконник, та не удержалась, спланировала на пол и залетела под стол. Тимс торопливо полез за ней, с укором взглянув на княжича: не дело таким в Сизелии разбрасываться. — Не отец — князь. Я не поеду, Талем. Не поеду! — Рик ощетинился, сузил черные глаза. — Понятное дело, наследник ему понадобился. Но тут я — нужнее.
— Кир, отец простил тебя раз, но не надейся на еще одну поблажку. За неповиновение у Отина одно наказание, что для слуги, что для сына.
— Ты не понимаешь, Талем, — усмехнулся княжич, и Славка снова подумал, что все-таки есть между отцом и сыном сходство, на первый взгляд незаметное, но зато как мелькнет, так сразу поймешь — одно лицо. — Я уже согласился отречься, мне уже ничего не нужно. А вот я князю — понадобился. Я — ему, а не он — мне.
— Мальчишка! — брызнул гневом ведун. — Да только скажи такое Отину, только заикнись — князь не остановится, пока не сломает тебя!
Рик потемнел лицом, свел брови:
— А вот это — посмотрим.
— Да что ж ты делаешь, Кир, — Талем сжал виски пальцами, опустился в кресло. — Мальчик мой, да ты хоть понимаешь, что за ношу на себя берешь?
— Я все решил. Видишь ли, я теперь знаю, чего хочу. Да и потом, отыскать дрида и понять про равнодушие — это намного важнее. А вестница, — Рик пожал плечами, — она ведь могла нас и не найти, мало ли что случается с птичками за долгую дорогу.
Талем глянул с жалостью, сказал, объясняя всем известное:
— Это княжескую-то вестницу? Да ее лучший ведун заговорил.
