Мэри Стюарт - Хрустальный грот
— Отпусти меня.
Я разжал руки, она отодвинулась и села. В ее глазах застыла злость. В кудрях у нее запутались цветы.
— Причина не в тебе, Кэри, не думай так. Ты тут вообще ни при чем…
— Недостаточно хороша для тебя, так, что ли? Потому что моя мать была шлюхой?
— Вот как? Я даже не знал об этом. — Внезапно на меня навалилась нечеловеческая усталость. Я заговорил, тщательно подбирая слова: — Я ведь сказал, к тебе это не имеет никакого отношения. Ты очень красива, Кэри, и с первого мгновения, когда я увидел тебя, я почувствовал — ты сама, наверное, знаешь, что я почувствовал. Но дело не в чувствах. Все дело во мне и… причина в моем… — Я запнулся. Все бесполезно. Она смотрела на меня ясными и пустыми глазами, затем резко отвернулась и стала приводить в порядок свое платье. Едва не сказав «могуществе», я закончил: — Причина в моем волшебстве.
— Волшебство. — Словно обиженный ребенок, она выпятила нижнюю губу, потом туго затянула пояс и начала собирать рассыпавшиеся цветы, повторив язвительно: — Волшебство. Неужели ты думаешь, что я верю в твою глупую магию? Неужели ты думаешь, что у меня в тот день действительно болел зуб?
— Не знаю, — устало произнес я и поднялся на ноги.
— Что ж, возможно, чтобы быть волшебником, не нужно быть мужчиной. Похоже, тебе все же следовало уйти в монастырь.
— Возможно. — В ее волосах запутался цветок, и она поднесла руку, чтобы выдернуть его. Нежный пушок блестел на солнце, как паутинка. Я заметил голубой след синяка у нее на запястье. — Я сделал тебе больно?
Она не ответила и не подняла глаз. Тогда я отвернулся:
— Что ж, прощай, Кэри.
Я отошел шагов на шесть, когда ее голос остановил меня.
— Принц…
Я обернулся.
— Выходит, ты отзываешься на свой титул? — уколола она. — Я удивлена. Сын верховного короля, как ты говоришь, а не оставил мне даже серебряной монетки в уплату за испорченное платье?
Должно быть, я застыл, уставившись на нее как во сне. Она мотнула головой, отбрасывая за спину гриву золотистых волос, и рассмеялась мне в лицо. Неловко, словно слепой, я запустил руку в кошель у пояса и достал монету. Она оказалась золотой. Я вернулся на шаг, чтобы отдать ей монету, а Кэри наклонилась, все еще смеясь, и словно нищенка протянула сложенные ковшиком руки. Разорванное платье свободно свисало с прелестной шеи. Я бросил монету ей под ноги и убежал прочь — вверх по склону и не разбирая дороги через лес.
Ее смех преследовал меня до тех пор, пока я не перевалил через гребень, не спустился в соседнюю долину и не упал ничком у ручья, где утопил память о ее прикосновенье и ее аромат в потоке горной воды, что пахла снегом.
9
В июне в Каэрлеон приехал Амброзий и послал за мной. Я прибыл один поздно вечером, уже после ужина, когда зажгли лампы и лагерь затих. Король еще работал: из окон его штаба лился свет, и в отблеске я различил дракона, вьющегося на развеваемом ветром штандарте. Еще не достигнув штаба, я услышал, как часовые с лязгом взяли копья на караул, а потом узнал и высокую фигуру того, кому они отдавали честь, — из покоев Амброзия вышел Утер.
Он перешел через улицу к дому, стоявшему против королевского, но, уже поставив ногу на ступеньку, заметил меня, остановился и вернулся на несколько шагов.
— Мерлин. Выходит, ты все же приехал. Ты не торопился, не так ли?
— Меня вызвали в спешке. Если мне предстоит путь за море, я должен покончить с делами.
Он застыл как вкопанный.
— Кто сказал, что ты едешь за море? — замер он.
— В округе только об этом и говорят. В Ирландию, правда? Ходят слухи, что Пасцентий завел там себе союзников, опасных для нас, и что Амброзий хочет разбить их как можно быстрее. Но зачем понадобился я?
— Потому что он хочет взять и разрушить их главный оплот. Ты когда-нибудь слышал о Килларе?
— Да кто же о нем не слышал? Говорят, что эту крепость еще никому не удавалось взять приступом.
— Правду говорят. Эта гора высится в самом сердце Ирландии, и говорят, с ее вершины видны все побережья окрест. Гору венчает цитадель, не какой-нибудь там земляной вал с палисадом, а крепость из крепкого камня. Вот, мой дорогой Мерлин, зачем понадобился ты.
— Понимаю. Вам нужны осадные машины.
— Нам нужны машины. Мы должны атаковать Килларе. Если нам удастся захватить крепость, можешь быть уверен — с десяток лет мы поживем спокойно. Поэтому я беру с собой Треморина, а Треморин настаивает, чтобы взяли тебя.
— Я так полагаю, что король остается?
— Именно так. А теперь желаю тебе доброй ночи: у меня еще дела, иначе я пригласил бы тебя скоротать со мной ожиданье. У него сейчас комендант лагеря, но я не думаю, что это надолго.
После этих слов он вполне доброжелательно со мной распрощался и взбежал по ступенькам в свое жилище, окликая слугу, еще даже не переступив порога.
Почти тотчас от дверей королевских покоев послышался звон оружия, и во двор вышел комендант лагеря. Не заметив меня, он остановился переговорить с одним из часовых, а я стоял и ждал, пока он закончит.
Меня привлекло какое-то движенье, пугливое колебанье тени там, где кто-то осторожно пробирался по узкому проходу против дома, где разместился Утер. Часовые, занятые разговором с комендантом, ничего не заметили, я отодвинулся подальше в тень. На самом краю круга света, отбрасываемого факелами, появилась хрупкая фигурка, закутанная в плащ с надвинутым на глаза капюшоном. Девушка. Она приблизилась к освещенному углу и остановилась там, оглядываясь по сторонам. Затем движением, которое свидетельствовало скорее о желании сохранить тайну, а не об испуге, она надвинула капюшон пониже, скрывая лицо. Я узнал этот жест, как узнал запах жимолости в воздухе и выбившийся из-под капюшона золотистый в свете факелов локон волос.
Я замер. Зачем она последовала за мной сюда и чего намеревалась добиться? Не думаю, что меня жег стыд, нет, но меня ударило болью, быть может, смешанной с былым желаньем. Поколебавшись еще мгновенье, я шагнул вперед и окликнул ее:
— Кэри?
Но она не расслышала или не обратила вниманья. Скользнув из тени на свет, она быстро и легко взбежала по ступенькам к двери Утера. Я услышал оклик часового, потом бормотание и негромкий мужской смех.
Когда я поравнялся с дверью Утера, она была уже заперта. Факел высветил улыбку на лице часового.
Верховный король еще сидел за столом, в тени за креслом терпеливо ждал слуга.
Амброзий отодвинул бумаги и приветствовал меня. Слуга принес нам вина и налил кубки, после чего удалился, оставив нас наедине.
