Павел Корнев - Ледяная Цитадель
В ожидании взрыва я распластался на снегу, но хлопок оказался на удивление негромким. И сразу накатила едкая вонь.
Из глаз хлынули слезы, легкие стал рвать беспрестанный кашель, и, уже почти ничего не соображая, я выбрался из своего убежища, кое-как отполз подальше от растекшегося над землей серого облака и уткнулся лицом в снег.
Немного полежал так, потом протер глаза и, заслышав приближающиеся шаги, обреченно перевалился на спину. Интуиция не подвела — мне в лицо уже смотрело автоматное дуло. Вот слегка сощурились видневшиеся в прорези маски глаза, вот пошел назад лежавший на спусковом крючке палец, а в следующий миг ослепительно полыхнула вспышка выстрела…
ЭПИЛОГ
Я даже сказать ничего не успел. Да и что можно в такой ситуации сказать?
«Не надо», «Давайте поговорим» или «Вы не так все поняли»?
Глупо.
Но я б сказал. Просто не успел.
Только перевернулся — и вот уже ослепившая глаза вспышка. А следом еще одна!
Взорвавшаяся в полуметре от лица пуля расплавленным свинцом прожгла вязаный подшлемник, а рейнджер выронил автомат и согнулся в три погибели. На его белом маскхалате в один миг растеклось кровавое пятно — будто дьявольский цветок на снегу расцвел, — и тут же со всех сторон загрохотали выстрелы.
В ужасе сорвав с лица дымившийся подшлемник, я собрался было отползти под раскидистые лапы ближайшей елки, но лишь обессиленно завалился обратно на спину. Голова кружилась, глаза ел едкий дым, невыносимо ныло обожженное лицо — а мне уже было все равно.
Уставившись в видневшееся меж макушек сосен серое небо, я потихоньку уплывал в беспамятство. Струившаяся по кисти кровь ледяными каплями срывалась с кончиков пальцев и алыми кляксами пятнала снег, онемевшая нога перестала болеть, и даже помехи глушителей больше не терзали сознание. Полыхнувшая неподалеку вспышка «закатного муара» лишь на мгновение разогнала застившую глаза тьму, и меня начал крутить водоворот невнятных видений.
Вот только спокойно отойти в мир иной так и не получилось.
— Здесь ваш пропавший, здесь! — раздался прямо над ухом чей-то смутно знакомый голос, потом послышалось надсадное сопение, и шею уколола обжегшая холодом игла шприца.
Глаза открылись сами собой, и передо мной замаячила бородатая физиономия Виктора Петровича.
— Все, берите его, и уходим, — распорядился заглядывавший ему через плечо давешний старший лейтенант. Как его? Ермолов?
— Надо сначала раны осмотреть! — забеспокоился химик.
— Раз до сих пор живой, ничего с ним не случится, — возразил пограничник и крикнул кому-то: — Волокуши рубите, быстро!
— Руку перевяжите, — прохрипел я.
— Помолчи, — моментально заткнул меня Бородулин. — Учитель выискался!
Химик для начала сделал еще один укол, потом перетянул жгутом предплечье и только тогда разрешил подоспевшим пограничникам погрузить меня на свежесрубленные волокуши.
— Напалм, ты сволочь! — заметив мелькнувшую неподалеку лысину пироманта, хрипло крикнул я. — Сволочь и подонок!
— Да не останется шрамов, не ссы, — пошел за тащившими волокуши парнями Напалм. — А вообще, мог бы и спасибо сказать!
— Потом скажу. Все, что о тебе думаю, все скажу… — вяло откликнулся я, не в силах больше прямо удерживать налившуюся свинцом голову.
— Вот она, черная неблагодарность, — начал разоряться пиромант, но без толку — меня с ним уже не было.
Препараты Виктора Петровича сделали свое дело, и, покачиваясь на мягких волнах наркотического дурмана, я отправился прямиком в нирвану. Отправился в нирвану, а очнулся почему-то в трясущемся кузове вездехода. И пусть до котла с кипящей смолой ему было далеко, но райские кущи обстановка не напоминала совершенно.
И болит все, сил никаких нет…
Поморщившись из-за назойливого лязга гусениц, я попробовал перевернуться на бок, но меня моментально уложили обратно.
— Не шевелись, — потребовала сидевшая рядом Оксана. — Виктор Петрович сказал, что швы разойтись могут.
— Мало ли чего он сказал. — Я поморщился от боли и левой рукой вытер слезившиеся глаза. Глянул на девушку и через силу улыбнулся: — Ну что, слава богу, хеппи-энд?
— Кому как, — вздохнула та.
Я вспомнил о застреленном Семене Лымаре, взорванной пирамиде, потерянных деньгах и, враз помрачнев, кивнул. Точнее, попытался.
Ух… Лучше бы спокойно лежал.
— Что с тобой? — всполошилась гимназистка.
— Нормально, нормально все, — пробормотал я и вдруг неожиданно даже для себя самого предложил: — А давай, как в Форт вернемся, поужинаем вместе?
— У тебя есть желание поужинать с заместителем начальника разрешительного отдела Гимназии? — выгнула бровь Оксана.
— Что? — уставился я на гимназистку. — Ты?! — Я.
— Тогда тем более надо поужинать. Все про работу вашего отдела расскажу! Ничего утаивать не стану!
— Для этого достаточно просто записаться на прием…
— Не-а, — усмехнулся я. — Без ужина не обойтись. Нам ведь еще напиться надо.
— Напиться?
— Ага. С горя.
— С горя? — улыбнулась Оксана, но в глазах у нее промелькнула грустинка. — С горя, пожалуй, можно…
— Вот и замечательно.
Я левой рукой нашарил ее ладонь и закрыл глаза. Леший с ним, с этим единственным и неповторимым шансом. Профукал и профукал. Жив остался — уже хорошо.
А раз так, почему бы и не пригласить красивую девушку на свидание?
Нет, действительно, почему нет?
Ах да, Семера!
Ну да будем надеяться, безвыходных ситуаций и в самом деле не бывает…
ГЛОССАРИЙ
Алхимики — техномаги, изменяющие физические законы посредством использования рассеянной в межмирье магической энергии. Специализируются на изготовлении амулетов.
Ангеликс — наркотик.
Бласт-бомба — взрывное устройство, изготавливаемое на основе железного корня, полностью уничтожающее все материальные предметы и энергетические структуры в зоне поражения.
«Блеск хаоса» — боевое заклинание, аналог вакуумной бомбы.
Братство — входящее в Городской совет военизированное объединение, основной идеологией которого является неприятие огнестрельного оружия. Контролирует район на юго-западе Форта и Туманный. Активно развивает чародейство и алхимию.
Валькирии — см. Сестры Холода.
Ведьмы — заклинательницы, большей частью состоящие в Лиге.
Воевода — глава Дружины.
«Гавань» — гостиница в прилегающем к северной окраине районе Форта.
Гарнизон — вооруженные части, осуществляющие защиту городских стен. До недавнего времени формально находились в подчинении Городского совета, на текущий момент вошли в состав Дружины.
