Карина Демина - Изольда Великолепная
Наверное.
Тисса сидит, оцепенев и вцепившись обеими руками в бархатную подушку. Щеки пунцовые. Взгляд ошалевший. Состояние предобморочное. А герольд объявляет имя новой Прекрасной Дамы. Как понимаю, это титул, и Тисса как-то не слишком ему рада.
Мой супруг поднимается, и я за ним.
– Куда?
– Я с тобой. – Подбираю полы плаща. В конце концов, мне Урфин тоже небезразличен.
– Леди не должна…
– Должна.
От меня Кайя не отделается, и он, смирившись, подает руку. Трубят рога. Орут люди, надеюсь, от переизбытка счастья в организме. Впрочем, если измерять счастье в градусах, то к вечеру многие достигли нужной его концентрации.
Дорогу нам – ну не нам, а Кайя – уступают охотно. Жив в памяти день вчерашний, да и ныне их светлость подрастеряли благость духа. Мне поневоле приходится примеряться к его шагу. А шаги у Кайя длинные. И становятся еще длинней. Причем он перехватывает меня и толкает перед собой. Ладно, ныть не будем, позже выступим с критикой и рациональными предложениями. Однако, оказавшись за линией костров, Кайя вдруг успокаивается.
– Извини. – Он втянул меня в тень шатра, полосатого, как осиное брюхо. – Мне показалось, что на тебя смотрят.
– На меня и смотрят.
– Нет. Не так. Иначе. Как будто… – Кайя замолчал, подбирая слова. – Как будто целятся.
Приплыли. Как-то вот сразу невесело стало.
– Ты параноик.
– Кто?
– Человек, который всего боится.
Их светлость хмыкнул и, обняв меня, признался:
– Когда речь о тебе, то я действительно всего боюсь.
И я понимаю его. Когда твоя жизнь зависит от кого-то, то поневоле появляется желание упрятать этого «кого-то» в хорошо охраняемое тайное местечко. И после всего, что со мной было, странно, что Кайя так не поступил. А мне становится страшно и за себя, и за него. Раньше я как-то не особо задумывалась: живу и живу себе. Вот есть. Завтра, возможно, уже и нет. И кому от этого будет хуже?
Кайя.
Я глажу его по щеке, он же целует меня в висок.
– Знаешь… – Разжимать руки не спешит. Мы как два подростка в тиши пивного ларька. Ну ладно, рыцарского шатра, что несоизмеримо романтичней. – По-моему, Урфин проявляет чрезмерный интерес к твоей фрейлине.
Да… на третий день Соколиный Глаз узрел, что в сарае нет стены.{66} Наблюдательный ты мой.
– И что тебя беспокоит?
– Намерения. Я отвечаю за эту девочку.
Даже в темноте вижу, как он хмурится.
– Если это очередная его шутка…
– Спроси. – Это единственный совет, который я могу дать. И надеюсь, их разговор не перерастет в очередную ссору.
Урфин передал коня слугам, сам же ввалился в шатер, чувствуя, что земля уже начинает ходить под ногами. Вправо-влево… и в голове появляется несказанная легкость.
Гавин спешит забрать шлем и стул подает.
Хороший мальчик. Как это Урфин раньше без оруженосца жил? И без стула? Без стула определенно неудобно, когда земля шатается.
– Поздравляю, мой лорд. – Голос мальчишки тих. И поздравление вышло каким-то вымученным.
– Спасибо.
Гавин расстегивает ремни, освобождая Урфина из металлической коробки. На разостланный поверх сундука плащ ложились перчатки, наручи, наплечники, левый, побуревший от крови, набедренники. А вот снять кирасу у мальчишки силенок не хватило.
Ну да помощь подоспела вовремя.
– Отойди, – велел Кайя и, втянув воздух, помрачнел. Кровью пахло отчетливо. – Ты ранен.
– Ерунда. Знакомься, это Гавин. Мой оруженосец.
Кирасу Кайя просто разорвал и аккуратно положил куски на тот же плащ.
– Ну спасибо. Знаешь, во что она мне обошлась?
– Сиди. – Мрачный тон не предвещал ничего хорошего. И Гавин затрясся, словно это он виноват был, что Урфина слегка проткнули. – Иза, ты… тоже сядь куда-нибудь.
Поддоспешник пропитался кровью. И рубашка. А плеча Урфин почти и не ощущал.
– Гавин, принеси воды. Иза, там, в сундуке, должен быть кофр… – Урфин пошевелил пальцами, попробовал было плечом, но Кайя держал крепко. И с одеждой поступил так же, как с кольчугой. Ну, одежды не жаль. А новую кирасу найти не так-то просто. – Ага, этот кофр. В нем щипчики будут… И света бы… да, свечи подойдут. Зеркало еще поставь. Я сам.
– Обойдешься.
Железные пальцы раздвинули края раны.
– Иза?
Она ловко подцепила что-то очень горячее по ощущениям и прочно сросшееся с плотью Урфина. Рванула, выпуская новый кровяной поток, который Кайя заткнул скомканной рубашкой.
– Ты выиграл бой. Какого было выпендриваться? – Злится, но хоть не орет, и на том спасибо.
Кайя прав и не прав тоже.
– Надо продезинфицировать. – Изольда перебирала содержимое кофра. – Спирт есть? И еще кровь чем остановить…
Умная девочка доставала флакон за флаконом. Синее стекло – для гнойных ран. Длинный флакон – от расстройства желудка. Нет, это тоже не годится. Это от мозолей… и натертостей… от лихорадки… а вот и правильный флакон. Настойка жгун-травы и заразу выжжет, и сосуды запечатает.
Кайя смочил настойкой кусок ткани и, положив ладонь на затылок, велел:
– Расслабься.
Боль уходит, как вода в песок, оставляя привычную туманную пустоту. И Урфин выворачивается. Он не любит, когда лезут в голову, хотя бы и Кайя.
Тот понимает.
– Ну терпи, если такой упертый.
Плечо подергивает, но это скорее эхо, пробивающееся сквозь замороженные нервы. Час-другой продержится. А там – как-нибудь… у Урфина собственные средства имеются.
Вот почему у меня складывается ощущение, что героизм и здравый смысл – понятия взаимоисключающие? И нужна ли была эта победа такой вот ценой?
Урфин, конечно, держится бодро, всем своим видом демонстрируя, что круче его лишь отвесные скалы, а дыра в плече – это так, мелкая жизненная неурядица, в остальном же все просто прекрасно.
Кайя его бинтует, причем довольно профессионально. Скажем так, видно, что не в первый раз приходится. Меня же занимает та штука, которую я вытащила из раны. Я вытираю ее от крови и подношу к свету, чтобы получше разглядеть. Похожа на металлический шип длиной с мой палец. Довольно острый, тяжелый и с длинным зазубренным хвостом, к которому прилипли мелкие щепки.
– Это игла, – поясняет Урфин. – Ее иногда прячут в наконечник копья. Когда метят не в щит. Если рука поставлена, то турнирный доспех пробьет… ну или в щель попасть можно.
Полагаю, это вряд ли законно. И совершенно бесчестно.
– Следовало сказать. – Отобрав иглу, Кайя взвешивает ее на ладони и разглядывает внимательно.
– Ничего не найдешь. – Урфин пытается подняться, но его шатает. И он опускается на стул. Светловолосый, очень тихий какой-то мальчик подает ему стопку полотенец и миску с водой. Робко пытается помочь вытереть кровь, но шарахается, когда Урфин забирает полотенце. – Гийом не такой дурак, чтобы подставляться. Судьи подтвердят, что копья стояли открыто и кто угодно мог…
