"Зарубежная фантастика 2024-8". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Блэйлок Джеймс

– Это роман, – чуть слышно пояснила Джанелль, когда Сэйтан призвал свои очки с линзами в форме полумесяца и начал лениво перелистывать страницы. – Две женщины в книжном магазине говорили о ней без умолку, и я не удержалась.

Романтика. Страсть. Секс.

Он с трудом подавил нервное желание рассмеяться, вскочить на ноги и закружить приемную дочь по комнате. Наконец-то! Первый признак эмоционального исцеления? Пожалуйста, благая Тьма, пусть так оно и будет…

– Ты наверняка думаешь, что это глупо, – словно оправдываясь, произнесла Джанелль.

– Романтика и любовь не могут быть глупыми, ведьмочка. Нет, конечно, иногда получается и так, но это не глупость. – Сэйтан небрежно перевернул еще несколько листов. – Кроме того, я и сам когда-то читал нечто подобное. Такие книги были очень важной частью моего образования.

Джанелль уставилась на Повелителя раскрыв рот:

– Что, правда?!

– Угу. Правда, разумеется, они были чуть более… – Он просмотрел пару страниц. – Впрочем, возможно, и нет. – Сняв очки, Сэйтан заставил их исчезнуть, пока они не успели запотеть, выдавая его смущение.

Джанелль нервным жестом взъерошила волосы:

– Папа, а если у меня появятся кое-какие вопросы, ты сможешь на них ответить?

– Разумеется, ведьмочка. Я окажу тебе любую помощь, которая может потребоваться в освоении Ремесла.

– Да нет. Я имела в виду… – И она красноречиво покосилась на лежащую перед Сэйтаном книгу.

Огни Ада, Мать-Ночь, и пусть Тьма будет милосердна! Открывшаяся перспектива наполнила его сердце одновременно восторгом и ужасом. Сэйтан искренне обрадовался, узнав, что, возможно, сможет помочь своей приемной дочери нарисовать иную картину отношений между мужчинами и женщинами, которая, как он надеялся, сумеет окончательно исцелить душевные раны, нанесенные жестоким изнасилованием. Вместе с тем он испытал настоящий ужас, потому что, каким бы сведущим он сам ни был в любом предмете, Джанелль всегда смотрела на вещи с собственной точки зрения, выходившей за рамки его опыта.

Мысли и фантазии Мензара снова затопили его сознание.

Сэйтан закрыл глаза, борясь с потоком хлынувших образов.

– Он причинил тебе вред.

Его тело мгновенно отреагировало на звук древнего, полуночного, потустороннего голоса, на холод, мгновенно разлившийся по комнате.

– Я был палачом, Леди. Он теперь мертв.

Холод усилился. Молчание было наполнено глубоким смыслом и, по сути, таковым уже не являлось.

– Он страдал? – слишком мягко спросила Ведьма.

Полумрак. Дымка. Тьма, прорезаемая вспышками молний. Край пропасти внезапно оказался слишком близок, и земля крошилась и осыпалась под ногами.

– Да, он страдал.

Ведьма обдумала его ответ.

– Недостаточно, – наконец произнесла она, поднимаясь на ноги.

Сэйтан в оцепенении уставился на протянутую руку. Недостаточно? Что же сделали с ней шэйллотские родственники, если теперь у Джанелль нет никаких сожалений о чужой смерти? Даже ему было нелегко отнять жизнь у другого человека…

– Идем со мной, Сэйтан. – Она наблюдала за ним своими древними, призрачными глазами, ожидая, что сейчас Повелитель отвернется от нее.

Никогда. Сэйтан вцепился в руку Джанелль, позволив поднять себя на ноги. Он ни за что бы не отвернулся от нее.

Однако вместе с тем Повелитель не мог отрицать, что по спине пробежала дрожь, пока он шел вместе с Ведьмой к музыкальному салону, находившемуся на том же этаже, что и их покои. Он не мог отрицать, что испытал инстинктивный трепет, пробежавшую по спине дрожь при виде двух канделябров с горящими свечами, стоявшими по обе стороны от рояля и бывшими единственным источником света в комнате. Настоящие, восковые свечи, а не светильники. Тонкие язычки пламени, волнующиеся от любого дуновения ветра, придавали комнате незнакомый, чужой, чувственный и вместе с тем враждебный вид. Свет лился на клавиши рояля и подставку для нот. Остальная часть комнаты принадлежала ночи.

Джанелль призвала коробку, завернутую в коричневую бумагу, открыла ее и принялась перебирать пожелтевшие страницы.

– Я нашла целую кучу нот, сваленных в рассохшийся ларь, – на них даже чары сохранности не были наложены! – Девушка покачала головой, досадуя на такое пренебрежение, а затем вручила лист бумаги Сэйтану. – Ты сможешь это сыграть?

Сэйтан опустился на скамеечку и установил ноты на подставку. Бумага пожелтела и была очень хрупкой, линии поблекли. Напрягая глаза и пытаясь разобрать значки в неверном свете свечей, он сперва прочитал ноты, едва касаясь клавиш кончиками пальцев.

– Что ж, думаю, я сумею сыграть это достаточно верно.

Джанелль встала за пределами круга света, превратившись в одну из теней.

Сэйтан заиграл вступление и замер. Странная музыка. Незнакомая и вместе с тем… Он начал заново.

Раздался ее голос – расплавленное золото. Он взмывал ввысь, парил, опускался, окутывая ноты, которые Сэйтан наигрывал на рояле, и его душа взмывала, парила, опускалась вместе с ним. Песнь Печали, Смерти и Исцеления. На Древнем языке. Песня плача – для обеих жертв казни. Странная музыка. Обжигающая душу, разрывающая сердце, древняя, очень древняя.

Колдовская песня. Нет, не так, это нечто большее. Песня Ведьмы.

Он и сам не заметил, как перестал играть, когда дрожащие руки больше не могли отыскать нужных клавиш и слезы окончательно ослепили его. Сэйтан затерялся в этом голосе, который вспорол воспоминание о казни, выведя его на поверхность, оставил открытую кровоточащую рану, а затем залечил ее.

«Мефис, ты был прав», – мелькнуло у него в голове.

– Сэйтан?

Он сморгнул выступившие слезы и сделал неверный вдох дрожащими губами.

– Прости меня, ведьмочка… Я просто… не был готов.

Джанелль раскрыла объятия.

Сэйтан, спотыкаясь, обошел рояль, всей душой желая ощутить ее чистое, невинное, любящее прикосновение. Происшествие с Мензаром оставило на его душе свежий шрам, превратившись в воспоминание, которое никогда не угаснет. Зато теперь он больше не боялся обнять Джанелль, не сомневался в том, какую именно любовь чувствует к ней.

Сэйтан долго гладил золотистые волосы, прежде чем, набравшись храбрости, заставил себя спросить:

– Откуда ты знаешь об этой музыке?

Девушка зарылась лицом в его плечо. Наконец, помедлив, она прошептала:

– Это часть того, что я такое.

Он почувствовал начало привычного отдаления, Джанелль мысленно отступала, надеясь скрыться, строя стену между ним и собой.

«Нет, моя Королева, – подумал Сэйтан, – вы произносите «Это часть того, что я такое» с похвальной уверенностью, однако поспешное отступление говорит о ваших сомнениях. Вы боитесь, что вас не примут. Я не допущу этого».

Сэйтан легонько щелкнул ее по носу:

– А ты знаешь, что ты такое?

– Что?

– Маленькая ведьмочка, которая очень устала.

Джанелль рассмеялась и с трудом подавила зевок.

– Поскольку солнечный свет утомляет Мефиса, мы гуляли в основном после заката, но мне не хотелось зря терять дневные часы, тратя их на сон, поэтому… – Она снова зевнула.

– Но тебе же удавалось поспать, верно?

– Мефис заставлял меня ложиться днем, – проворчала она. – Утверждал, что только таким образом сможет хоть немного отдохнуть сам. А я и не думала, что демонам тоже нужен сон.

На это было лучше не отвечать.

Джанелль засыпала на ходу к тому времени, как Сэйтан проводил ее в спальню. Он снял с маленьких ножек туфельки и носочки, но Джанелль принялась уверять, что прекрасно справится сама и нет нужды суетиться вокруг нее. Она заснула сразу же, Сэйтан не успел даже добраться до двери.

Сам он, напротив, был совершенно бодр и от волнения не находил себе места.

Выйдя из Зала через одну из задних дверей, Сэйтан побрел прочь по тщательно подстриженному газону, направляясь к короткому пролету широких каменных ступеней, и спустился вниз по склону холма в дикие сады, которых почти не касалась рука человека. Листья ненавязчиво шептали что-то на легком ветру. Кролик быстрым прыжком выскочил перед ним на дорогу и присел на задние лапы, с настороженностью, но без страха глядя на человека.