Марина Казанцева - Красный Кристалл
— Он оставил здесь, в горе, в этом Красном Кристалле, тело своего друга, герцога Алариха, — говорил он, как в трансе, глядя как тонкие пальцы девушки перебирают стебли хризантем.
— Он не хотел прибегнуть к могуществу Перстня Исполнения Желаний, чтобы оживить Алариха, потому что Перстень может многое, но не всё — Гранитэль не может воскресить себя.
— Где этот перстень? — внезапно спросила Ираэ.
— Вот он, — снимая с пальца и показывая ей чёрный бриллиант, сказал маркиз. На миг ему вдруг захотелось оставить всё — и поиски, и саму цель пути. Оставить всё, как есть. Пусть Красный Кристалл останется в горах, пусть всё остаётся так, как требовал герцог Росуано, потому что неясное предчувствие своей неправоты вдруг кольнуло в сердце. Он совершил тяжёлый путь, он много потерял, он достиг конца дороги, но вдруг заколебался. То будущее, что обещало ему наследство, оставленное Гедриксом, представилось ему таким желанным, таким близким. И в этом будущем могла быть… могла быть Ираэ.
— Здесь заключена принцесса? — спросила Ираэ, держа кончиками пальцев перстень, золото которого потускнело от многих веков скитаний.
— Да.
— Она нас слышит? — девушка подняла глаза на маркиза.
— Да, — и в сердце Румистэля вдруг поднялась горькая волна, как будто он предавал Гранитэль, как будто он лишал своей внезапно вспыхнувшей любовью принцессу возможности быть ему другом.
— Она оживит Алариха?
— Не знаю, — внезапно свалился он с облаков на землю. — Она обещала оживить моего друга Пафа. Я виноват в его беде. Я сунулся безрассудно в историю Гедрикса, я проник в образ этого героя, я прожил его жизнь, как свою, я сделал его частью самого себя. А Паф пошёл за мной, обманутый лживыми посулами моего врага. Я вышел из наваждения, а он остался, неведомым образом закованный в Красный Кристалл, подобно герцогу Алариху. Повторение истории, пусть даже в образе наваждения, подобно реальности — это и есть реальность, только в пределах замкнутого мнимого пространства. Паф повторил путь Алариха, и два Красных Кристалла — реальный и мнимый — слились воедино, произошло совпадение двух пространственных объектов, что и послужило смыканию области вокруг моря и прилежащих земель в пространственный кокон. Гранитэль отомкнёт затворы Пафа и тем самым снимет чары с этих земель.
— А что с Аларихом? — спросила Ираэ.
— Он останется в Кристалле, — печально ответил Румистэль. — Таково желание короля-мага, а он, я думаю, знал, что делал.
— Он любил принцессу? — тихо спросила девушка.
— Да, он любил её, — так же тихо ответил Румистэль, сам поражаясь тому, какое эхо породило в нём это слово. Неожиданно для самого себя он взял руку графини, в которой было кольцо с чёрным бриллиантом, и нежно поцеловал её. Он ещё не успел подумать, рассердится она или нет, как в кустах рододендронов, окружающих скамейку широким полукругом, вдруг что-то зашумело и пошло петлять, тревожа пышные головки цветов.
— Нас, кажется, подслушивали! — удивилась Ираэ, поднявшись с места. — Кто мог себе позволить?!
И в это время на дорожке показался герцог Росуано. Он шёл быстрым шагом и, заметив кузину в обществе маркиза, бросил на него острый взгляд, в котором сквозило недовольство.
— Простите, дорогая, — радушно сказал он, целуя руку девушки. — Вы что-то задержались со своим букетом, и я уже решил, что к завтраку цветов у нас не будет.
— Что это? — удивился он, увидев в пальцах Ираэ перстень.
— Мой Перстень Исполнения Желаний. — ответил Румистэль как можно более нейтрально. Ему было неприятно, что герцог вторгся в их с графиней разговор.
— Он подарил тебе его? — удивился герцог. — Что это значит?
— Ничего, — ответила девушка, отдавая перстень маркизу. — Это ровным счётом ничего не значит.
Она взяла со скамьи букет, поправила цветы и направилась по дорожке ко дворцу. Герцог проводил её взглядом, мельком глянул на Румистэля, словно в чём-то подозревал его, и лицо Ондрильо омрачилось: он вдруг понял, что наследник трона неравнодушен к Ираэ.
«А где же прячется Ксиндара?» — вспомнил маркиз, идя следом за герцогом к завтраку. Спрашивать Росуано про стражника, который вчера присутствовал при короткой дуэли двух магов, было неразумно — следовало скрыть, что во дворце у него есть свой человек.
* * *— Ну ты даёшь! — налетел на Лёна ближе к ночи некий господин с бантами герцогских цветов. — Недурно ты тут устроился! Это же надо — выдал себя за самого Румистэля! Уж я пройдоха, а ты ещё круче! Чего таким простым-то притворялся?!
Лавар Ксиндара тихо смеялся и толкал приятеля в плечо. Его по рекомендации Кореспио устроили при дворцовой страже — Росуано был в хороших отношениях с герцогом Дюренваля.
— Бери выше, — шёпотом же ответил ему Лён. — Я наследник Дерн-Хорасада.
— Ну это уже слишком! — с большими глазами отвечал Лавар. — А головы лишиться не боишься?
— Нет, не боюсь. Я действительно наследник. Король Гедрикс мой предок.
— Нормально, — помолчав, сказал Ксиндара. — А я-то, дурак, тебя оберегал, сигналил тебе из кустов, чтобы ты на герцога не попал. Выходит, ты в своём праве?
— Так это был ты?! Нет, ты вовремя меня предупредил — герцог, кажется, приревновал меня к своей кузине.
— Ещё бы! Я бы просто отрубил тебе башку! Ухлёстывать за невестой герцога — это достойно плахи.
— Я наследник, — напомнил Лён, потешаясь над изумлением Ксиндары.
— Так вот зачем ты сюда ехал! Надо же, здорово ты провёл Даэгиро! Тот ведь снарядил корабль совсем по другому поводу. Ну ты, мой друг, мастер манипуляций над людьми! Послушай, а ты, когда на трон сядешь, меня пристроишь где-нибудь? Мне вполне хватило бы должности начальника дворцовой стражи.
— Я вынужден тебя разочаровать, — смеясь, ответил наследник. — Я не буду короноваться в Дерн-Хорасаде.
— Как это? — не понял друг.
— Вот так. Я ехал сюда затем, чтобы вызволить друга из Красного Кристалла. Только за этим я и ехал, и я сделаю это.
— А потом? — спросил Ксиндара, не слишком веря Лёну. Оставить власть — ну что за глупость!
— А потом уеду, — враз помрачнев, ответил тот.
Глава 25
Герцог Росуано сидел за большим двухтумбовым столом красного дерева, отделанном золочёной резьбой. Он был занят, просматривая бумаги и делая пометки, поэтому просьба о немедленной аудиенции вызвала у него недовольство.
— Кому не терпится? — резко спросил он секретаря.
— Принцу… то есть, маркизу Румистэлю, — с запинкой отвечал тот.
Герцог бросил перо, откинулся на спинку кресла, с досадой посмотрел по сторонам и сказал, как будто подчинялся неизбежному:
