Марианна Алферова - Беловодье
— В музее сказали, что ты в реке утонул.
— Смех, да… Нашли кого-нибудь по комплекции подходящего и мной объявили. Надо ж было как-то бумагу о смерти супруга получить, чтобы снова замуж Марье Гавриловне выйти. Она еще при мне на этого красавчика Гамаюнова заглядывалась. Ну а я здесь прижился. Машенька родилась. Моя. Но другая. У нас с Танюшей деток долго не было, я Ваську вроде как за сына считал. Потом думали усыновить кого. Ну, а после радость случилась. Машенька наша.
Роман чувствовал: недоговаривает что-то старый хулиган про свои дела личные, самое важное утаивает. Но сейчас темногорского колдуна интересовал прежде всего Вадим Федорович и все, с ним связанное.
— Дядя Гриша, а ведь ты нарочно тогда к особняку Сазонова свернул. Не было никакого колдовства. Ты туда нас с Базом сам привез.
Григорий Иванович отпираться не стал.
— Я ведь там, в притоне, всех гадов запомнил. Прежде чем их водой смыло. А как раз накануне твоего прошлого возвращения, когда ты Ваза в погребе нашел, примчалося от Сазонова человек с посылкой: деньги передал и подарочек для Машеньки. Так я посланца признал — охранника этого я там, в притоне, видел. Только думал — он сам, гаденыш, с дружками девочку мою украл. А вышло — хозяин приказал. Ну, а дальше ясно. Посчитались мы с ними со всеми. Там, в особняке.
— Так ведь это ловушка примитивная. Ник Веселков намеренно вас в ловушку заманивал, когда посланца с подарком прислал. Неужели не поняли?
— Как не понять! Но мне приятно в ту ловушку лезть было. А еще занятно было поглядеть, как ты испугался, когда вообразил, что заклинания твои не действуют.
— Злая шутка, — буркнул Роман.
— Не спорю. Но решил: advienne се que pourra[4].
— Что ж ты женишка-то не раскусил?
— А чего его кусать-то? Он как кусок металла. Без сердцевины. Нет в нем ничего. Потому и наружу не видать. Да и не всемогущий я ведь. Хулиган обычный, на хулиганке был когда-то женат. И все мое уменье — кольца делать.
— Значит, там, на дороге, мы случайно встретились. То есть не случайно, конечно, но не по твоей воле.
— Правильно говоришь, воля была не моя. Я в Темногорск ехал. Вы — в Беловодье. Дороги скрестились там, где женишок-хулиган угадал. А может, и не женишок, может, кто-то другой. Разве нам ведомо, по чьей воле наши дороги друг друга перечеркивают?
— Теперь я понимаю, почему ты там, в усадьбе, себя так странно вел.
— Ни хрена ты не понимаешь. — Григорий Иванович вытащил из шкафчика черную бутылку. Совершенно черную. Не разглядеть, что же там, внутри. Сургучом была запечатана. Сейчас сургуч сбит. — Не хочешь глотнуть? — спросил хозяин, хитро щурясь. — И правильно делаешь, что не хочешь. Сильная это штука. — Дядя Гриша спрятал бутылку обратно в шкафчик. — Жидкость там прозрачная, как слеза. От спиртяшки не отличишь. Но стоит пару капель в стакан капнуть — и ты уже никакой. Пока ты в усадьбе Марьи Гавриловны ее портрет в кабинете рассматривал, я в подвальчик слазал, да потайной погребок наш отыскал, и забрал оттуда инструментик мой, для колец потребный, да бутылочку эту. Последнюю. — Дядя Гриша вновь наполнил свой стакан.
Хлопнул, запрокинув голову. На красной шее дернулся вверх и вниз кадык. И на шее больше не было ожерелья. Роман даже не удивился. Почти.
— Где оно?
— Что?
— Да ожерелье.
— А… Да не держатся на мне ошейники, племяш. Растворяются. Хулиганство мое на них как кислота действует. Ядовито.
— Значит, у тебя уже было ожерелье? Ну да. Иначе ты бы через портал не прошел. И… растворилось… Так?
— Ну, вроде того.
— Но ты же вновь ожерелье принял! Такого не бывает! Второй раз ожерелье не подаришь.
— Почему? — искренне изумился дядя Гриша.
— Мой дед говорил, что второе ожерелье человека задушит. А ты и глазом не моргнул, когда ожерелье потребовал.
— А чего мне моргать-то? От страха, что ли? Так какой я после этого хулиган?
— Погоди… А может, ожерелье растворяется после того, как ты кольцо изготовляешь?
— Может, и так. Но не сразу. Дня два-три еще держится. А потом — впитывается в мою шкуру. Бесследно.
— Дядя Гриша, так ты назад пройти не мог в том, в шестидесятом…
— Э, хватит! — Григорий Иванович повел перед носом Романа пальцем из стороны в сторону. — Хватит свой длинный нос куда не надо совать. Мог — не мог, значения не имеет. Теперь здесь хулиганю, и точка. Выпьем. Ты из своей фляги, я — из стакана, за то, чтоб нам еще долго на этой земле хулиганить.
— А с женишком что сделаете?
Григорий Иванович посуровел:
— Ты в это дело не суйся. Не твое. Я сам ему такое хулиганство устрою, что он про свои хулиганства забудет. Тут я хулиганю. И точка.
И дядя Гриша наполнил вновь стакан. Бутылка опустела.
Примечания
1
Мой обычай таков, а ты поступай, как знаешь (лат.)
2
Именно (англ.)
3
Большому коту большую крысу (фр.)
4
Будь что будет (фр.)
