Курт Бенджамин - Принц снов
Хабиба вывел нежданного гостя в широкий, словно улица, коридор и ответил на еще один невысказанный вопрос. Наверное, эта черта магов и была самой неприятной. Льешо собирался спросить, когда именно происходит все то, что сейчас происходит. А где оно происходит, он знал и сам. Маг, однако, опередил его вопрос.
— Вполне возможно, мы разговариваем в твоем будущем или твоем прошлом; в любом случае это вечер после предыдущего дня.
Чего-то подобного Льешо и ожидал.
Они подошли к украшенным золотом широким двойным дверям, и Хабиба громко постучал по встроенной в одну из панелей мембране. В комнате послышалось движение и раздались тихие голоса.
Дверь открыла госпожа Сьен Ма. На ней был богатый халат из белого шелка, подпоясанный широким золотым поясом. Распущенные волосы бархатной волной спускались на плечи. Льешо постарался не думать о том, что было надето на богине под халатом, если вообще что-то было надето, и что привело ее волосы в такой живописный беспорядок. Взгляд вниз не помог, потому что на ногах госпожи оказались всего лишь подходящие случаю вышитые комнатные туфли.
— Он здесь, — коротко произнесла богиня и отступила на шаг, пропуская посетителей.
Льешо покраснел до корней волос, явно сомневаясь, стоит ли входить, однако Сьен Ма сделала широкий жест.
— Заходи, не стесняйся. Он будет рад тебя видеть. Слова прозвучали так, словно император не знал, кто стоит у двери его спальни, и Льешо переступил порог. Однако когда госпожа захлопнула дверь, оставив Хабибу за ней, юноша усомнился в том, что поступил правильно.
Комната оказалась просторная, роскошно украшенная шторами, гобеленами и позолотой, хотя и не такая пышная, как королевские покои в Шане. На подиуме, за отодвинутым сейчас пологом, стояла огромная смятая кровать. Император стоял возле окна спиной к двери, в домашних штанах и куртке свободного покроя. Льешо изо всех сил натянул поводья собственного разыгравшегося воображения, но румянец на его щеках отказывался подчиняться и продолжал пылать.
— Это твой сон или мой? — уточнил Шу и лишь после этого отвернулся от отражения в стекле.
— Думаю, мой, — ответил принц. — Дело в том, что Болгай учит меня путешествовать во сне.
— Гарнское имя. Ты выбираешь странных учителей, принц Льешо.
Юноша уже настолько привык общаться с магами и чародеями разных мастей, что неподдельно удивился тому, что имя оказалось незнакомым для Шу. На душе стало немного легче, ощущение овцы — или раба! — бегущей между двумя рядами прицелившихся стрелков, прошло.
— Ничуть не более странных, чем вы сами. — Принц выразительно взглянул в сторону госпожи. — Я ошибался, когда так за вас беспокоился, или, напротив, был более прав, чем мне казалось?
Шу отмел вопрос одним движением плеча, но Льешо не собирался сдаваться.
— Что случилось с Цу-таном? Спрашиваю не из любопытства. Дело в том, что мы пытаемся разыскать Адара, Хмиши и Льинг, и я должен знать, что с ними произошло.
— Забудь о Хмиши. Он уже мертв и ждет лишь того момента, когда тело его смирится и перестанет качать к сердцу кровь.
— Я не могу этого принять.
— Значит, не принимай. То, во что ты веришь, в конечном итоге не имеет ни малейшего значения.
Шу настолько стремительно и целеустремленно пересек комнату, что Льешо отступил на шаг, ожидая нападения. Но император всего лишь слегка задел локоть гостя — подойдя к низкому столику, он взял стоящую на нем бутылку и вылил ее содержимое в бокал.
— Он отдал Хмиши своим помощникам, чтобы те продолжали его пытать. Но другого, более ценного пленника он бережет — боится гнева хозяина, — ответил Шу, опустошив бокал. — Адар должен оставаться невредимым, во всяком случае, физически, до тех пор, пока Цу-тан не притащит его в лагерь Марко, на юг страны. Как поступит сам волшебник, я, к сожалению, сказать не могу, однако Цу-тан не сулил ровным счетом ничего хорошего.
Льешо содрогнулся. И все-таки время для спасения Адара еще оставалось. Больше того, хотя в сновидениях принц слышал крики Хмиши, он не хотел верить, что искусство брата-целителя не сможет спасти его. Сложнее обстояло дело с Шу, который отказывался признавать собственную боль.
— А вы? Что сделал охотник за колдунами с вами?
— Просто нещадно избивал, чтобы я знал свое место.
Император небрежно махнул рукой, словно желая перевести разговор на другую тему или показать, что побои — полная ерунда. Но в то же время снова потянулся к бутылке.
Решительно закрыв бутылку рукой, Льешо не позволил вновь наполнить бокал.
— Значит, мастер Марко. На расстоянии?
Госпожа Сьен Ма со сдержанным интересом наблюдала, как император медленно покачал головой — нет. Она не поддержала возлюбленного, но и не выказала никаких признаков осуждения, а потому Льешо продолжил поиск истины.
— Он ведь убил прорицателей Акенбада прямо в их снах, — напомнил юноша. — Приходил и в мои сны, угрожая смертью. Кое-какие приемы из его арсенала мне знакомы, хотя до сих пор я не обладаю информацией, достаточной для того, чтобы понять форму его духа.
Лицо Шу внезапно осветилось пониманием. Каждая история добавляла новые детали в картину не только сил мастера Марко, но и его недостатков.
— Он поднял моих мертвых, — наконец заговорил полководец. — Привел в мои сны изувеченные, страшные тела, вытащив из могил, где они уже давно начали гнить. Они проклинали меня за свои страдания. Целые поля, покрытые телами убитых в сражениях. Деревни, опустошенные болезнями, которые зарождаются в непогребенных трупах. Старики, умершие от голода после того, как враги унесли с собой все запасы. Погибли все: дети, подростки, старые женщины и их юные сильные сыновья — все, все! — исключительно ради того, чтобы генералы и императоры могли получить лишнюю пядь земли. Эти люди приходили в мои сны и показывали свои страшные раны и увечья. Они обвиняли меня в собственной гибели и призывали на мою голову позор и страдания.
— Это хитрость, уловка, — начал было Льешо, но госпожа Сьен Ма легким движением головы остановила гостя.
Ее широко раскрытые, неподвижные глаза не отрывались от лица императора, и принц невольно вздрогнул, моля небеса, чтобы эта женщина никогда не вздумала смотреть на него с таким хищным интересом. Если это и есть любовь, то он не хочет для себя даже малой доли этого страшного чувства.
— Если вам так тяжело и больно, почему вы не вернетесь домой, к своим людям? Почему остановились здесь?
— Потому что я люблю ее, — прошептал Шу страшное признание, имея в виду не столько госпожу Сьен Ма, сколько саму войну — борьбу с достойным противником, испытание силы оружия и стратегических расчетов.
