Ксения Медведевич - Мне отмщение
Из-за шелестящей пелены дождя, заволакивавшей сад вместе с сумерками, донесся новый вопль. Кто-то кого-то умолял о пощаде и клятвенно уверял в своей невиновности.
- Кстати, - встрепенулся халиф. - Чего ты набросился на ту сумеречницу? Джунайд сидел у всех на виду, чего б тебе было с ним не подраться? Зачем ты полез в мой харим, о бедствие из бедствий?
В ответ Тарег искренне удивился:
- Зачем мне Джунайд? Он же смертный дурак - с него спросу нет...
- Тьфу на вашу птичью солому внутри головы, - ошарашенно пробормотал аль-Мамун. - Смотришь, смотришь на вас - вроде как мы, на двух ногах ходите. А как спросишь о чем - тьфу...
Лицо Тарика вдруг сделалось очень, очень спокойным. Он сказал:
- Ты тоже можешь спросить меня. О чем-нибудь важном.
Аль-Мамун долго молчал, изучая бледное до синеватых прожилок, нечеловеческое лицо.
И спросил:
- Ну а если не пущу к ней? Что тогда?
- Тогда будешь доставать меня с того света, - очень спокойно ответил нерегиль. - И плевать мне на все твои водяные колеса.
И еще сказал:
- Для меня это дело чести.
Подумал, и прибавил:
- ... И долга.
Подумал еще, и прибавил:
- ...Абдаллах.
Халиф долго молчал. Потом медленно кивнул. И сказал:
- Завтра доложишь, как нам прорваться через хребет аль-Маджар. Сейчас - иди, куда хочешь...
Подумал, и добавил:
- ... Тарег.
Нерегиль опустился на одно колено и склонил голову:
- Благодарю тебя, мой повелитель.
Айко, согнувшись, чтобы придержать у колен расходящиеся края платьев, вбежала в комнату:
- Сюда... ах... сюда идет Тарег-сама!
Майеса вскрикнула и подскочила на одеяле. На застеленном циновками голом полу одиноко темнела чашка с недоеденным супом, из нее торчала ложка.
- Оооо, какой беспорядок! - застонала аураннка.
Ахая и охая, Саюри заметалась по покою:
- Платье подать?..
- Зеркало! - умоляюще вскрикнула Майеса, в ужасе ощупывая белую повязку, стягивавшую надо лбом волосы.
Как и полагалось занемогшей, кроме повязки с крошечным бантиком, ей полагалась только самая простая лента, стягивавшая волосы под затылком. Ну и белые хитама, от которых лицо зеленее, чем у покойницы.
- Идет! - взвизгнула Саюри, падая на колени вместе с ларцом, из которого она так и не успела извлечь зеркало.
- Чашка! - придушенно вскрикнула Майеса, закрывая рукавами лицо.
Бестолково протопотав туда и сюда, чашку зелено-фиолетовым вихрем смела Айко.
За ширмами слышался громкий шелест и шорох - там рассаживались госпожа и придворные дамы. Приличия есть приличия: служанка в благородном доме не может оставаться наедине с чужим мужчиной.
- Князь Тарег Полдореа покорнейше испрашивает разрешения увидеть госпожу Майесу, - коснувшись лбом циновок, громко произнес Эда от порога.
- Дозволяю, - мягко прозвучал из-за ширм голос Тамийа-химэ.
Майеса не знала, какими посланиями обменялись госпожа и князь - свиток с веткой акации на рукаве носила Саюри, да и что она могла там разглядеть. Но похоже было на то, что поединок откладывался. После событий в приемном зале и думать нечего было о том, чтобы продолжить его в ближайшее время - господин Тарега-сама запретил тому поднимать меч на Тамийа-химэ под страхом смерти. Так бой оставался незаконченным, а дело чести - незавершенным. Майеса разрывалась между сочувствием к князю и жалостью к госпоже - и при одной мысли об этом у нее тут же потекли слезы.
Сквозь набухающую под ресницами влагу роскошный ореол нерегиля виделся туманным и блеклым - но сапфировый отблеск печали она ни с чем бы не перепутала.
- Мне нет прощения, госпожа, - вздохнул князь. - Что я могу сделать для того, чтобы искупить свою вину и недостойный поступок?
Дыхание почти потерялось где-то в глубине груди:
- Я... я прошу прощения за то, что причинила столько беспокойства, Тарег-сама. Мне не следовало вмешиваться в дело, к которому я не имела отношения...
Майеса держала ладони крепко прижатыми к тростниковому плетению циновки, и втайне благословляла аураннский обычай кланяться и говорить с опущенной головой: князь не видел, как у нее дрожали руки.
- Как вы себя чувствуете?
Ничего не значащая, пустая вежливость. Хорошие манеры.
- Благодарю... Мне уже лучше...
И, цепенея от собственной дерзости, Майеса сказала:
- В вашем присутствии я чувствую себя совсем хорошо, Тарег-сама...
Айко за ее спиной резко втянула воздух. Глубокое переливчатое сияние сапфира стремительно темнело - что я наделала, что я наделала, какой неприличный намек, как я могла так забыться...
- Я готов выполнить любую вашу просьбу, госпожа.
- Любую... просьбу?..
- Я в неоплатном долгу перед вами. Приказывайте, я все исполню.
Синева вокруг него стала совсем черной, как ночное море. Слезы капали, капали Майесе на пальцы.
- Тарег-сама... Я... прошу вас... сделайте так, чтобы сердце этой недостойной служанки более не страдало...
И, решившись, вскрикнула:
- Откажитесь от мести Тамийа-химэ! Это мое самое искреннее желание, Тарег-сама!
И в умоляющем поклоне упала лбом на ладони.
- Вы просите о том, что мне и так приказано сделать, госпожа. Зачем?
Князь мог видеть только ее волосы и вздрагивающую белую спину. А лица - не мог. Не мог видеть...
Майеса, обмирая, прошептала:
- Так сердце этой недостойной не будет более разрываться между долгом перед госпожой и... чувством... к вам, Тарег-сама...
Поскольку последние слова она пролепетала с закрытыми глазами, дальнейшее случилось уже в полной черноте безо всякого намека на синеву и сапфировый отствет.
- Что-о? Что-о?! Какая дерзость!
Дама Тамаки.
- Неслыханная дерзость!
Дама Амоэ.
Резкий стук ширмы.
- Позвольте я лично накажу эту негодницу! Как ты посмела, мерзавка! Что ты себе позволяешь?!
Дама Отаи.
- Мои извинения, Тарег-сама. Мне жаль, что вам пришлось слышать глупые речи негодной служанки. Она будет наказана строжайшим образом.
Все. Конец. Тамийа-химэ.
- Она ни в чем не провинилась передо мной, госпожа.
Майесе показалось, что время замерзло. Вместе с пальцами и слезами в ресницах.
- Я задал госпоже Майесе вопрос, она на него ответила. У меня нет причин чувствовать себя оскорбленным.
Вежливое покашливание, треск складываемых вееров.
- Я покорнейше прошу оставить нас с госпожой Майесой наедине.
