Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – коннетабль
– Я вам не зайчик, – прохрипел я.
Лук будто сам оказался в моих руках. Я стрелял и стрелял, а в небе то гнусно каркало, то вскрикивало почти по-человечьи, затем на землю начали бухаться мерзкие чудовища: полуптицы-полулюди. Джильдина что-то крикнула, но в ушах так гремит кровь, что я ничего не расслышал.
Когда на землю грохнулась последняя туша, оставшиеся птицы поспешно улетели, я перебросил лук за спину, огляделся, подобрал меч и, тщательно вытерев о тело вождя, подошел к Джильдине.
– Ты как? – спросил я. – Извини, но я все-таки уверен, что… кончики должны вот так над левым ухом.
Она выпрямилась и смотрела в глаза. Мне показалось, что ждет от меня особо мучительного удара: в живот или в самый низ живота, чтобы умирала долго, но я усмехнулся и покачал головой. Джильдина не двигалась, я обошел столб сзади и сильным ударом разрубил цепи.
– Ты знаешь, – сообщил я, – у тебя настолько великолепная фигура, что, думаю, они не стали бы тебя убивать. Они бы сделали тебя своей богиней… Ну, сперва жрицей-весталкой… а что, много они понимают!.. а потом и богиней.
Она вышла из-за столба, вся залитая кровью, багровая, блестящая, словно в красном латексе. Я ухмыльнулся и, отсалютовав ей, сунул меч в ножны, но продолжал посматривать по сторонам.
– Ты кто? – спросила она глухо.
– Новичок, – ответил я легко. – Всего лишь новичок. Но ты знаешь, теперь такие новички пошли…
Она кивнула, не поверив, но принимая мои слова.
– Где шатер их вождя?
– Там, – сказал я, – но на всякий случай я тебя провожу… Все-таки дама.
Она промолчала, бежала впереди меня, перепрыгивая через трупы и оскальзываясь в крови. Убитых становилось все больше, а там, где я их начал поражать из лука, а потом встретил с мечом в руках, все поле покрыто недвижимыми телами. Многие друг на друге, кровь все еще вытекает последними струйками, и ноги Джильдины погрузились в кровавую кашу по щиколотку.
Ее глаза были дикими, когда она оглянулась на меня.
– Ты их… всех?
Я отмахнулся.
– Да ты что? Им стыдно стало, что тебя обидели, вот и перерезали себе горлы. А что?
– Ничего, – буркнула она. – Объяснение ничуть не хуже.
Я остановился.
– Ты куда?.. Твой мешок вон в том шатре.
Она застыла на бегу, оглянулась и головой вперед нырнула в распахнутый шатер. Я переминался у входа, надо успеть увидеть, если подойдут другие отряды. Одно дело красоваться мускулами перед шварценеггершей, другое – как чувствую себя на самом деле. А на самом деле трушу. Не получится из меня берсерка даже самого занюханного. Наверное, потому еще и цел…
В шатре слышался звон, треск, грохот, проклятия. Я осторожно заглянул. Голая Джильдина мечется из стороны в сторону, хватает вещи и швыряет в пустой мешок, но, когда наконец с натугой утоптала и завязала, мне показалось, что он стал еще больше, чем был.
– Все забрала? – спросил я на всякий случай. – Ничего, все бери! Что сверх – репарации.
– Что?
– Лут, – пояснил я. – Когда грабим одного убитого – мародерство, а когда страну – репарации. Почетнее и звучит красивше.
Она зло зыркнула, во взгляде недоверие и даже подозрение, теперь везде видит приколы с моей стороны, хотя я как никогда серьезен.
– У них ничего особо ценного, – ответила она наконец. – Никто так далеко не проходил, как мы.
– Мы орлы, – согласился я. – Особенно когда я повязку вот так…
Она отыскала свою одежду среди вороха тряпья, не стала даже соскабливать кровь, быстро влезла в брюки, надела жилет и сунула ноги в сапоги. Я дождался, когда закинет мешок за спину, даже покачнулась от тяжести, сказал как можно беспечнее:
– Надо идти. Вдруг еще какой отряд где уцелел?
Джильдина окинула меня хмурым взглядом.
– Тебя это тревожит?
– Да, – признался я. – Не хотелось бы нарушать экологическое равновесие!
– Чего?
– На развод надо оставить, – объяснил я. – Нельзя всех уничтожать под корень.
Она посмотрела с недоумением, потом во взгляде проступило великое уважение.
– А-а, не с кем будет сражаться?
– Точно, – подтвердил я, – меня хлебом не корми, дай подраться. Так что валим отсюда.
В молчании она вышла из шатра, уже рассвет, темное небо начинает зловеще багроветь, на разрубленные трупы нельзя смотреть без дрожи. Странно, я не выношу вида раздавленной на дороге кошки, а вот плавающие в собственной крови люди – хоть бы что…
В таком же молчании мы покинули лагерь и вышли на гребень. По обе стороны выжженные долины, небольшое стадо, из нор выглядывают зверьки, но нигде и следа людей. Я вытащил карту и повел пальцем по изгибам дороги. Если поверить этим каракулям, то я не так уж и далеко от своего тайника.
– Отлично, – сказал я, – мне налево, а тебе… ну, ты сама знаешь, кто ты и куда тебе надо идти. Будь здорова, Джильдина!
Я повернулся к ней спиной и пошел вниз по косогору. Чувство опасности молчит, так что Джильдина в спину не ударит. Во всяком случае, не затевает…
– Рич!
Голос ее показался странным, я медленно повернулся, готовый увидеть летящий мне в лицо тяжелый метательный нож.
Она стояла на прежнем месте, очень напряженная, не шевелясь, только чуть сгорбленная под объемистым мешком.
– Что? – спросил я настороженно.
Она, не отрывая от меня взгляда, поднесла к губам раскрытую ладонь. Не то дунула, не то плюнула, но на ладони блеснуло нечто алмазным блеском. Я не двигался, а Джильдина вздохнула и вдруг одним резким движением швырнула мне эту блестку.
Я инстинктивно перехватил в воздухе, ладонь обожгло холодом, будто схватил градину. Джильдина не двигалась, я перевел взгляд на добычу.
Тонкое жалобное колечко, в ямочку всажен не то ограненный кристалл, не то бриллиант, то ли кварц, а может, и кусок стекла, я никогда не различал эту ерунду, холодный и прозрачный, как она его только и держала за щекой все время плена. Пальцы ощутили легкий укол, словно коснулся оголенного конца батарейки.
– Он твой, – произнесла она.
– Зачем? – спросил я. – Ты жилы рвала, чтобы заполучить… Оставь себе.
Она сказала с непонятным раздражением, то ли на меня, то ли на себя, то ли на весь мир:
– Похоже, признал хозяином того, кто ухватил первым.
– Первым был король Моргенштейн, – напомнил я.
– Король умер, – напомнила она. – Ты видел его скелет. Отнять талисман нельзя, но можно подобрать, если хозяина больше нет.
– Да? – переспросил я с сомнением. – Но все равно… Может быть, можно как-то заставить признать хозяйкой тебя?
