Робин Хобб - Кровь драконов
– Клапан на Серебряной жиле! – услышала она собственное восклицание.
И тут к ней пришло воспоминание о том, как она впервые спускалась вниз по колодцу вместе с опытным работником по Серебру. Он показал ей этот значок, остановив медленный спуск платформы.
– Можешь представить себе такое, – спросил он у нее, – что порой напор Серебра был настолько сильным, что оно поступало в резервуар на этом уровне? Иногда нам приходилось спускаться сюда и открывать стоки, чтобы выпустить лишнее. Существовали трубы, которые выносили его в реку. А когда Серебряные жилы были действительно богаты, нам приходилось часть из них перекрывать, чтобы оно не перехлестнуло через край и не потекло по улицам. – Старик закашлялся и вытер рот тыльной стороной руки. – Эта жила пересохла много десятков лет назад, – добавил он ворчливо. – И если напор Серебра и дальше будет падать, мы, наверное, больше никогда ее не откроем. Ну, крути рукоятку, девочка. До того места, где Серебро выходит сейчас, еще далеко. Нам надо будет замерить уровень зеркала Серебра и зарегистрировать его. Это и станет твоим делом раз в семнадцать дней. Нельзя распределять Серебро, если не знаешь, сколько дают жилы.
Тимара очнулась, на секунду изумившись тому, что осталась одна и висит в колодце на веревке.
– В шахте резервуара, – негромко уточнила она и механически подняла руку, чтобы опять стукнуть по значку.
Она услышала, что скрежет смолк, а потом возобновился на совершенно иной ноте. Спустившись еще ниже, она прижимала ладонь к стене, пока не почувствовала, что камень встал на место. Она облегченно вздохнула, и ее бешеное сердцебиение чуть успокоилось. Лучше оставить все как есть, пока кто-нибудь вроде Карсона не поможет ей разобраться с ее скудными воспоминаниями.
Когда Тимара отнимала руку от камня, ей показалось, что он задрожал под ее пальцами. А потом он вдруг вылетел, не задев ее руку, и с грохотом упал на дно колодца. За ним последовал квадрат жидкого Серебра, такого густого, что сначала оно сохраняло свою форму, а только потом превра-тилось в светящийся ручей и поползло вниз по стене. Она уставилась на него, пытаясь понять, что именно видит. Жила восстановилась! А старый клапан отказал. С громким скрежетом два соседних камня выдавило из стены: тяжелое Серебро пробилось в шахту. Рядом с протечкой медленно стала образовываться выпуклость. Она услышала треск – и увидела, как из стены вылетает еще один камень. Он с силой ударился о противоположную сторону шахты, и следом за ним рванула струя Серебра. В ужасе от увиденного она громко закричала:
– Рапскаль! Тут что-то сломалось!
– Что?
– Лезь! – крикнула она вверх. – Лезь быстрее!
Она рванулась вверх по веревке, изумленная и перепуганная, добралась до цепи – и не стала задерживаться. Оставшаяся на ней перчатка стала помехой на скользкой цепи, но времени ее снимать не было. Она пыталась опередить неровную трещину в стене, которая шла почти вровень с ее подъемом. Трещина источала серебряный свет: уставшая кладка уступала напору Серебра. Камни вылетали с резким треском, от которого было больно ушам.
Рапскаль послушался ее приказа. Он дожидался ее на краю колодца и, схватив за плечи, выдернул наружу.
– Нам бежать? – спросил он у нее, и его глаза снова стали его собственными, округлившись на испуганном лице.
– На холм! – подтвердила она, и они отбежали к краю площади.
Тимара смутно вспомнила рассказ о том случае, когда Серебро вырвалось из шахты и потекло по улицам к реке. Люди, рыбы и птицы погибали от его прикосновения.
Неодолимое любопытство заставило их задержаться на краю площади и обернуться. Драконицы улетать не стали. Они стояли над колодцем и явно тряслись от возбуждения. Затем обе опустили головы в колодец. Синтара подогнула ноги и вытянула шею вниз еще сильнее. Скорчившись так, она выглядела довольно нелепо. Ее ребра ходили ходуном – и внезапно Хеби последовала ее примеру. Они пьют Серебро.
Тимара тяжело дышала, вцепившись рукой в перчатке в плечо Рапскаля. Восточный край горизонта начал сереть, предвещая рассвет. Драконицы продолжали пить. Серебро не добралось до края и не перелилось на землю. А потом Хеби яростно заверещала и задрала вверх морду, с которой капала светящаяся жидкость. Она возмущенно уставилась на Рапскаля. Своим собственным голосом он объяснил:
– Она разъярена. У Синтары шея длиннее, так что она еще может доставать до Серебра, а Хеби уже не может. – Он чуть повысил голос: – Не тревожься, моя красотка! Я наполню тебе ведра, много ведер. Обещаю!
У Тимары снова заработала голова.
– Ведра, в которых Татс и другие хранители перетаскивали мусор от колодца, надо наполнить Серебром и отнести Тинталье. Я буду их опускать и вытаскивать. А ты к ним не прикасаешься, пока я не говорю, что это не опасно.
Он кивнул и, повернув голову, посмотрел на руку в перчатке, которая продолжала сжимать ему плечо. Нахмурившись, он спросил:
– Из чего она сделана?
Не глядя на него, Тимара надела вторую перчатку. Хеби постаралась распластаться на брюхе – насколько дракон вообще способен на такое – и снова засунула голову в колодец, пытаясь дотянуться до вожделенного питья. Тимара отметила, что ее драконица заглатывала Серебро так, словно от этого зависела ее жизнь. Так оно и было. Тимаре стало понятно, что имела в виду Синтара, когда говорила, как ей ненавистна любая зависимость. Зависимость заставляет идти на компромиссы – такие, о которых вспоминать не хочется. Она посмотрела на свои перчатки из толстой кожи, на которой до сих пор сохранились следы чешуек.
– Из драконьей шкуры, – выпалила она. – Это единственное, что может защитить от Серебра.
Она почувствовала, что над ними проносится тень, и подняла голову. В небе кружили драконы. В следующее мгновение воздух наполнился их трубным кличем.
– Надо поскорее наполнить ведра, а то вообще ничего не получим, – сказала она Рапскалю.
Он согласно кивнул.
* * *Младенец орал мощно и разгневанно. Малта, смеясь и плача, возилась с застежкой туники. Когда она обнажила грудь, Фрон возмущенно впился в нее. Его плач прервался настолько резко, что Рэйн громко расхохотался. Их сын был худ, глазки у него запали, а ручонка, которая легла матери на грудь, напоминала птичью лапку, но он был жив – и собирался приложить все силенки, чтобы так оставалось и дальше. Он начал сосать настолько энергично, что Малта поморщилась – и снова засмеялась.
– Она меня услышала, – бормотала она. – Наконец-то! И она его изменила. – Слезы текли по ее лицу, попадая в уголки улыбающегося рта. Она подалась вперед, чтобы прикоснуться к драконице. Воздух выходил у Тинтальи из ноздрей такой слабой струйкой, что едва шевелил тонкие волоски у Фрона на голове. – Он исцелен, Тинталья! Он будет жить – и я позабочусь, чтобы он запомнил все, что я о тебе знаю.
