Феликс Крес - Брошенное королевство
Распахнув обеими руками ставни, Глорм оперся о стену по сторонам окна и выглянул в ночь. С тем же успехом он мог глядеть в глубь колодца. Не было видно ни города, ни горных вершин вдали, ни даже неба — только холодная, ветреная чернота, насыщенная бессмертной моросью. Продолжалось лето, и лишь потому погода еще держалась сносная. Весной, а особенно осенью, морось была редкостью, ее заменял дождь, обычно превращавшийся вечером в ливень.
То тут, то там мерцал слабый огонек; требовалось время и некоторое усилие, чтобы заметить эти огоньки, пытавшиеся пробиться сквозь щели в неплотно прикрытых ставнях или дыры в разбитых стенах домов. Только это и свидетельствовало о присутствии разумных существ в этом городе…
Словно вопреки этому наблюдению, откуда-то издалека донесся неясный смех и песня на неразличимую мелодию. Нигде не нашлось столь негостеприимного края, в котором наделенные Шернью разумом существа не умели бы смеяться и развлекаться. Мрачная ночь в полуразрушенном городе вовсе не обязательно должна была быть мрачной.
Впервые за долгое время у великана — воина гор нашлось достаточно сил и времени, чтобы поразмышлять о том, чего он достиг. Он начал размышлять — и тут же перестал, поскольку его разобрал смех. Нет, не потому, что он полагал, будто что-то не удалось; напротив, все удалось, и именно потому у него не было никакого желания думать.
Он стоял у окна и беззвучно смеялся — по крайней мере, ему казалось, что беззвучно, так как свернувшийся на своем лежбище кот насторожил уши, хотя и не открыл глаз.
— Глорм, друг мой, — проговорил он не столь разборчиво, как обычно. — Я в последнее время настолько сыт тобой по горло, что мне даже не хочется тебе об этом говорить.
— Спи, — улыбнулся Глорм. — Все, я уже молчу, спи.
Но кот не послушался. Он сел и довольно долго ловил ушами разные звуки ночи, потом остановил друга, который подошел к столу и наклонился, чтобы погасить масляный светильник.
— Оставь, может пригодиться. Сейчас вернусь, — сказал он. — Твои дартанцы спят внизу?
Глорм кивнул.
— Тогда разбуди их, а прежде всего собери свое оружие. Что-то мне не нравится. Не знаю что, — предупредил он вопрос.
Кот ушел. Глорм взял куртку и пристегнул к поясу мечи, после чего сбежал по лестнице, пересек пустую комнату и заглянул в другую. Он громко произнес несколько слов по-дартански. Разбуженные воины начали собирать оружие.
— Будьте начеку, — велел он.
Снова поднявшись, он стал ждать.
Кот вернулся бегом, весь взъерошенный, несмотря на намочивший его шкуру дождь.
— Наши отряды где? Дома справа или слева?
Отряды покидали свои квартиры, отправляясь в походы, и возвращались. Рбит не помнил, какой отряд несет в эту ночь службу по охране Крагдоба.
— Восточные, — ответил Глорм, не вдаваясь в рассуждения, с какой точки зрения правые или левые; хоть раз ему удалось оказаться более конкретным, чем кот.
— Я приведу. Сражайся. По крайней мере полтора десятка, — бросил Рбит, направляясь к окну.
И выскочил в темноту.
Что бы ни происходило вокруг дома, оно явно представляло опасность; кот никогда не поднимал тревогу без причины. Глорм пришел к выводу, что у его друга наверняка быстрые лапы, но у него имелся еще более быстрый посланец — собственный голос. Не раздумывая, он набрал полную грудь воздуха и рявкнул:
— Авегес, Хаанет, ко мне!
Он мог бы перекричать гул пушечного выстрела, однако не ожидал, сколь ожесточенной окажется последовавшая сразу же за этим атака. Кем бы ни были затаившиеся во мраке враги, их не испугала внезапно поднятая тревога. Еще до того, как прозвучал могучий зов Крагдоба, внизу началось движение, хлопнула дверь, раздались крики, которые сопровождались топотом ног по прогнутым половицам, и сразу же после — лязг скрещенного оружия. Какие-то вооруженные люди ворвались в комнаты нижнего этажа, вступив в схватку с дартанцами. Там шла отчаянная рубка, над которой внезапно разнесся пронзительный дикий вопль. Кто бы ни кричал, или скорее выл, он хотел сообщить всему миру, кто убивает, умирает или вершит величайшее деяние в истории, о каком только слышали Тяжелые горы:
— Гва-а-а-рдия-а! Гром-бе-лард-ска-я-а!
Внизу кого-то убивали, опрокидывали мебель, колотили по стенам. Где-то дальше, вне дома, раздались новые вопли, многочисленные и грозные, на лестнице загрохотали шаги. Басергор-Крагдоб отскочил от двери — и получил в лопатку и плечо две тяжелые арбалетные стрелы, выпущенные через окно с точностью, на которую наверняка были способны элитные имперские арбалетчики. Еще две стрелы, не столь меткие, ударили в ставню, в то же мгновение грохнула дверь, почти сорванная с петель верзилой омерзительного вида, который нисколько не соответствовал серо-зеленому мундиру, полагавшемуся громбелардскому гвардейцу. На физиономии, которая вполне могла принадлежать безумцу, готовящемуся прыгнуть вниз головой с моста, щерилась залитая кровью, лишенная передних зубов улыбка.
— Гва-а-ар-дия-а! — проревел безумец с радостью, от которой у него едва не выскочили из орбит налитые кровью глаза. — Подсотник Ваахгерен!
Ждавший его в комнате светловолосый великан, которого двойной удар массивных стрел почти развернул кругом, не то упав, не то прыгнув вперед, обрушился на гвардейца и, схватив поперек, сдавил в объятиях так, что раздался треск ломающихся ребер. Однако у ворвавшегося следом за своим командиром солдата в глазах горел столь же безумный огонь. Взревев, он не раздумывая пронзил мечом спину своего подсотника и, навалившись на оружие всем весом, направил его клинок в живот великана. Отброшенный вместе с пробитым насквозь трупом, он вылетел из комнаты столь же быстро, как и вбежал, едва не опрокинув следующего, который, на этот раз явно смертельно испуганный, непрерывно ревел и размахивал вслепую топором. Перепрыгнув через товарища, он угодил лезвием в косяк открытой двери, вырвал топор и, подняв его обеими руками, начал медленно опрокидываться на спину, по мере того как под ним подгибались колени. Точно так же откидывалась назад голова, почти отрезанная от туловища вместе с шеей. Но кто-то подхватил топор, прежде чем тот выпал из мертвых рук, и мгновение спустя рослый светловолосый мужчина с мечом в руке попятился, споткнулся и оперся о стол. Тяжелое оружие, брошенное с дикой силой, не успев развернуться в воздухе, ударило его в грудь обухом, но от этого удара перехватило дыхание. Со стола свалился масляный светильник, и жадное пламя тут же охватило край заваленной шкурами постели.
Ворвавшийся через окно в комнату большой кот, словно стрела, ударил бегущего за топором гвардейца. Солдат взвыл, схватившись за лицо, но тут же почти машинально оттолкнул нападающего, отбросив его к самой стене. Сам он тоже упал бездыханным, так как в комнату один за другим ввалились еще трое, во всеобщем замешательстве почти силой насадив его на клинок в руке Крагдоба. С ревом, а может быть, с песней, гвардейцы столпились в комнате, которая казалась для них чересчур тесной. Чтобы увидеть подобное сборище, обычно хватало выбить затычку из бочонка хорошей водки. Но эти люди вовсе не напились перед своей последней битвой, они были всего лишь ревущей бандой обреченных, идущих на смерть, о какой никто не смел мечтать. Им поставили задачу, с которой не могла сравниться никакая другая, и если шанс остаться в живых составлял один к ста, то и это того стоило!
