Александра Герасимова - Наследники Раскола
Карина придумывала различные приемы, которые облегчали ей путь. Например, говорила себе: «Каждый шаг дается мне с трудом, но когда он сделан, боль остается в прошлом. Боль не пройденных шагов также не ощущается. Значит, каждый шаг сложен только в момент его осуществления. А эта боль — капля в море реально безболезненных шагов из прошлого и будущего».
Когда эта теория перестала действовать, Карина изобрела другую. «Что есть тело? -твердила она себе. — Лишь оболочка, которая устала от физической нагрузки, но вперед движется душа». Девушка пошла дальше, пытаясь отключиться от собственного тела. Первый же удачный опыт прекратил Кристофер. Она уже поднималась вверх над заснеженными склонами. Но эсверец всадил ей укол прямо в сердце, и Карина открыла глаза.
Стоянки причиняли странникам не меньше страданий. Никакой одежды не хватало, чтобы согреться. В ежедневную практику вошло употребление двадцати граммов спирта, который немного помогал, но все равно скоро должен был закончиться.
После одной из ночевок не проснулись лошади. У Карины даже не было сил оплакать гибель Землянички. Она сидела на снегу, гладила рыжую, успевшую заиндеветь шею и думала о том, что хоть кому-то удалось согреться.
— А где теплее: в Аду или в Раю? — спросила она Криса.
Тот ничего не ответил, но душевное состояние его подруги с каждым днем беспокоило его все больше.
66.
Путешественники забрались очень глубоко в горы, но скоро передвигаться стало невозможно. Все пространство вокруг оказалось испещрено сетью глубоких расщелин. Усадив Карину на безопасном участке и запретив уходить с него, Кристофер с Леоном отправились на разведку.
Королева сидела тихонько, нахохлившись, как воробей. В самой себе она различала только боль: тупую в левой ноге, хмельную в голове, шершавую в горле, покалывающую на лице, ноющую в сердце. Карина сидела долго. И сначала окружающий мир был враждебен по отношению к ней. Но постепенно он смягчался, отменяя наказание за наказанием. Сначала ее покинула боль в ноге. Это было такое облегчение, что губы девушки чуточку расслабились — это была улыбка. Потом воздух принялся гладить теплыми пушистыми волнами ее лицо. Следом растаяла боль в голове. Боль в горле оказалась тоже не обязательной — ведь, можно просто не дышать.
Неожиданно Карина увидела двух человек на противоположном склоне. Связанные единой веревкой они вжимались в ледяную стену, но неумолимо соскальзывали все ниже и ниже. Это были не ее спутники. Но одного тоже звали Кристофер.
— Я отправил вам наверх нож, с ним вы отсюда выберетесь. Понятно? А перочинным ножиком я перережу веревку. Лучше спастись одному, чем погибнуть обоим, понятно? — крикнул тот, что был ниже.
— Спастись обоим — или никому, — ответил другой, его голос дрожал, но в нем чувствовалась непоколебимая решимость. — Только продержитесь еще минутку…
— Я и так держусь слишком долго, — ответил первый. — Я человек одинокий, никто меня не ждет — ни славная худенькая женушка, ни детишки, ни яблони. Понятно? Ну и шагайте подальше отсюда.
— Погодите! Бога ради, погодите! — закричал другой. — Не смейте! Дайте мне вытащить вас! Спокойнее, дружище. Мы с вами выкарабкаемся. Вот увидите. Я тут таких ям нарою, что в них влезет целый дом и конюшня в придачу.
Другой не ответил. Как завороженный, следя глазами за ножом, он медленно, спокойно стал перерезать веревку…
Карина знала эту историю — это была хорошая история. Она прокрутила ее вперед поближе к счастливой развязке. И вот над проемом уже появляется лицо красавицы Джой Гастелл. Она смотрит на Смока сияющими глазами; ее отец и Карсон сматывают веревки.
— Как вы решились перерезать веревку? — восклицает Джой. — Это великолепно, это… настоящий подвиг!
Смок отмахнулся от похвал. Но Джой стояла на своем:
— Я знаю все. Карсон мне рассказал. Вы пожертвовали собой, чтобы спасти его.
— И не думал, — солгал Смок. — Я давно видел, что тут меня ждет отличный бассейн, и решил искупаться.
Карина улыбнулась — все-таки это была очень хорошая история! Она закрыла глаза и оказалась со своей мамой и друзьями. Все вместе они играли во что-то, а потом ее толкнули, она упала, и все начали на нее кричать, обвинять в чем-то. Она была не виновата. Но никто не хотел слушать. Карина заплакала.
— Сестра… — услышала она чей-то глухой голос, потом снова. — Сестра…
Карина с трудом разлепила смерзшиеся ресницы. Перед ней стоял мужчина. Ворот его серого пальто был высоко поднят — видны были только карие глаза и темные густые брови.
— Я пришел за тобой, сестра.
Карина не шевелилась. Новый порыв снега заглушил начало следующей фразы. Донеслось только:
— …на войне своих не бросают.
Карина долго собирала свои силы, чтобы сказать:
— Моя война — война с собой.
— Любая война — война с собой, — ответил человек.
Он протянул Карине руку. Опираясь на нее, королева смогла подняться. Человек в сером пальто повел путешественницу одному ему известными тропами. Жуткий грохот раздался за их спинами. Они не оборачивались. Карина не заметила, как осталась одна. Но почти в ту же секунду увидела Кристофера и Леона.
— Карина, — прошептал Крис, и в лице его не было ни кровинки. — Какая вы молодец, что не стали нас дожидаться, а пошли следом! Только это вас спасло! Ущелье накрыла лавина…
— Меня спас Брат…
— Но у вас в Гугнеатии никогда не было брата! — вскричал Крис.
Карина покачала головой:
— В Гугнеатии у нас у всех был Брат!
67.
Холод не отступал, но прошло время, и королеве открылась удивительная красота гор. Эти исполинские великаны высились здесь с начала времен. Они не могли быть покорены человеком. Но с подлинным великодушием пропускали вперед отчаянных странников.
Снег был здесь белым только для непосвященных. Чем дальше, тем больше Карина убеждалась, что большего многообразия красок нигде в природе нет. Она собиралась по возвращению из Путешествия серьезно заняться живописью и делала небольшие зарисовки. Чтобы не забыть нюансы цветовой гаммы, подписывала прямо поверх набросков: «голубовато-серое», «ярко-белое», «темно-синее», «матоворозовое, мерцающее». Леон спросил, что это такое. Карина ответила. Синеец покачал головой:
— Лучше просто смотрите. Потом рука сама поведет вас, когда начнете рисовать. Эти пометки будут только мешать.
Карина послушалась. Каждую минуту подмечала она новые грани окружавшего ее великолепия. Особенно ей нравились горы в утренние часы. Выхваченные из ночного небытия, горы розовели, как разбуженная красавица. Тени стремительно перебегали с места на место, чтобы потом замереть в зените. Смотря, как пульсирует розовыми тенями пространство, Карине казалось, что перед ней плоть мира, из которой создано все живое.
