Дэйв Дункан - Обретение мудрости
Всюду были воины — крики, мечи, вопли, ножи, радостные возгласы, дым, кровь.
Дым рассеялся, шум прекратился.
Его осторожно — но не слишком — подняли на ноги. Восемь мертвых колдунов… толпа воинов — свободные меченосцы в килтах, водяные крысы в набедренных повязках, моряки… Томияно, Холийи и Малоли, даже несколько женщин. Все радостно кричали и смеялись. Ннанджи обнял его с ликующей улыбкой.
— Мы сделали это, брат! Мы уничтожили их целую кучу!
— Молодцы, — прошептал Уолли. — В самом деле, молодцы! — Однако он не думал, что его слышат.
Ннанджи услышал.
— На Башню!
— На башню! — подхватили радостные крики.
— Нет! — закричал Уолли. Он бросился к Ннанджи и снова задохнулся от боли. Башня наверняка была заминирована. Там должны были быть пушки, картечь, шрапнельные бомбы… — Вы не сможете захватить башню! Возвращайтесь на свои корабли! — О Боги! Как больно ему было говорить!
Вокруг поднялся недовольный ропот. Уолли бессильно оперся о Ннанджи.
— Возвращайтесь на корабли! — слабым голосом повторил он.
— Брат! — умоляюще сказал Ннанджи. — Мы победили. Мы должны закрепить нашу победу. Сутры…
В голове у него шумело — он не в состоянии был думать, и язык, казалось, заполнял собой весь рот.
— Я… седьмой… — пробормотал Уолли.
— Брат?
— Седьмой! — слабо повторил Уолли. У него подгибались колени. Завывал ветер…
Он был Седьмым. Что-то бормоча, они повернулись и пошли назад.
— Катанджи? — спросил Уолли. Мостовая под ногами тошнотворно раскачивалась, в ушах стоял невообразимы гул.
— Он возвращается. — Ннанджи начал тревожиться.
— Пострадавшие?
— Только Олигарро, брат. Ничего серьезного.
Казалось, начиналось землетрясение; пристань уходила из-под ног, словно на громадных волнах.
— У него маленькая круглая дырочка в плече, — откуда-то издалека послышался голос Ннанджи. — Думаю, с ним будет все в порядке, если туда не попала зараза.
Уолли должен был сказать что-то очень важное, если бы только вспомнить… У него подогнулись колени, и Мир закружился вокруг в сером ревущем тумане.
Он снова подумал об этом, когда его несли на «Сапфир», где он увидел еще одну груду мертвых колдунов. Его приказ только ранить, а не убивать, не слишком подействовал. Он попытался заговорить, сказать Ннанджи, чтобы тот собрал оружие. Если он и сумел что-то произнести, его слов никто не услышал.
Его уложили на крышку люка, и все исчезло.
7
Какое-то время он разглядывал пожарное ведро — может быть, лишь несколько минут, может быть, дольше. Он не осознавал, что какое-то время был без сознания… Он помнил, как они разрезали его наручники, расстегивали его перевязь, и осторожно укладывали его на крышку люка. Теперь он лежал там на боку, положив голову на колени Джии. Запоздавший шок? Вряд ли можно было ожидать, что подобное случится с героем. Он попытался повернуться, поморщился от боли и, изогнув шею, взглянул на нее. Точка зрения была довольно интересной, и он какое-то время удовлетворенно разглядывал Джию, ее лицо на фоне неба, самое прекрасное и определенно самое желанное лицо в Мире, золотисто-смуглое чудо на голубом фоне.
— От подобной улыбки мужчины сходят с ума, — сказал он. Улыбка стала шире, но она не ответила. — Что тебя так веселит?
Улыбка стала еще шире.
— Ничего, любовь моя — я просто счастлива.
Он снова попытался пошевелиться и застонал от боли.
— Не думаю, что тебе следует так улыбаться, когда я умираю. Видишь эту дыру в моей спине? Эти сломанные белые штуки — ребра. А вот те розовые — куски легких.
— У тебя в спине нет никакой дыры. — Мягкие, словно снежные хлопья, пальцы пробежали от его лопатки до основания ребер. — Несколько ссадин, вот и все. Еще шишка на голове. Брота говорит, что ни одна кость не сломана.
— Брота может лишь смотреть снаружи, — сказал Уолли. — Изнутри я чувствую себя, словно мешок с отбросами. — Он решил, что ее улыбка на пятьдесят процентов выражает облегчение, на пятьдесят процентов — подобна той улыбке, которой она иногда одаряла Виксини, и еще на пятьдесят процентов — выражает восторг. Все остальное наверняка выражало любовь. Чертовски прекрасная улыбка! И все же… — Что тебя все-таки так веселит, женщина?
Джия тихо засмеялась.
— У тебя появилась материнская метка. Я знаю, что еще сегодня утром ее не было.
Он выиграл очередное сражение — после последней битвы на его правом веке внезапно появилась отцовская метка воина, но левое оставалось пустым, что было уникальным для Мира.
— Расскажи, — сказал он, думая о том, во что превратил маленький бог репортера криминальной хроники.
Улыбка Джии стала шире.
— Это перо, любовь моя!
Конечно — знак писца. Или бог снова шутил над ним? Колдуны были намного больше чем писцами; они были также химиками, а новый лорд Шонсу представлял собой соединение прежнего Шонсу-воина и Уолли Смита-химика. Очень забавно, Коротышка! Я думал, ты обещал, что чудес не будет? Что подумают явившиеся на сбор воины, когда это увидят?
Колдовство как технология? Это требовало определенного осмысления.
Он уже думал о шпионских романах и детективах. Но здесь речь шла не о том, «кто это сделал», как в детективе, скорее, «как это сделано». Об этом говорили ему его глаза, говорил Катанджи, а он не обращал внимания.
Конечно, порох — один только запах подтверждал это. Что еще было в их распоряжении? Вероятно, немногое; Хонакура был прав, они были по большей частью шарлатанами. Что бы ни было причиной древней вражды между жрецами и писцами, воины были на стороне жрецов. Писцов изгнали из городов в горы. Защищаясь, они объявили о своих магических способностях и, вероятно, пускались на разные маленькие хитрости, типа ловкости рук, позволявшей украсть нож у моряка — что объясняло их длинные рукава и спрятанные в них ладони.
Ловкостью рук объяснялось и появление волшебной птицы. Томияно не открывал котел, поскольку держал его в руках. Колдун поднял крышку, и птица вылетела из его рукава. Достаточно положить птицу в темный карман, и она замрет. Все это вовсе не было, однако, бессмысленными фокусами. Голубь мог принести весть, но он мог быть и сигналом. Отсутствие вестей означало: «Пришлите помощь». Целью данного действа было выпустить голубя, и очень скоро после этого появились другие колдуны.
Горящие тряпки? Огни в лесу? Фосфор! Вполне возможно — середина семнадцатого века на Земле, но не во всех технологиях открытия должны были происходить в том же порядке, так что, вполне возможно, это был фосфор. Моча, как человеческая, так и животных, служила источником фосфора, так же как и нитратов для пороха. Вот почему были изгнаны кожевники и красильщики; эти гильдии тоже использовали мочу, а колдуны хотели полностью завладеть рынком. Почему он не понял этого раньше? Шрам на лице Томияно был, конечно, ожогом от кислоты. Что еще? Нужно было снова осмыслить все, что он узнал, и объяснить по-новому. Наверняка всему теперь могло найтись рациональное объяснение — или колдовство, или наука, но никогда — и то и другое вместе.
