Ольга Голотвина - Привычное проклятие
Только этот зверь не был заперт в клетке…
«Она нарочно меня дразнит! Ждет, когда сорвусь… Спокойно, спокойно… Она знает, где мои бусины, она может рассказать…» (Вастер не подозревала, что гостья и не думала ее злить. Просто ксуури не разделяла силуранских взглядов на угощение в доме врага. Чужеземка знала, что если загрузишь до отказа мышцы, полезно потом съесть что-нибудь сладкое. И без всякой задней мысли обрадовалась меду.)
Первой в «поединке хладнокровия» сдалась силуранка.
— Зачем ты пришла сюда?!
Гостья лизнула ложку и с сожалением положила ее на край миски.
«Велю выбросить в огонь и миску, и ложку! — подумала Вастер, ощутив в горле тугой ком ненависти и отвращения. — От этой змеюки наверняка остался яд!»
Ксуури взглянула в лицо хозяйке замка. Взгляды встретились цепко и жестко.
— Ты видела наш лагерь. — Голос разбойничьей атаманши играл холодными переливами льда. — Но ты уже забыла, где он. И не будешь его искать. Тебе это не нужно.
Вастер показалось, что она проваливается в мягкую, душную тьму. Еще миг — и она рухнула бы на пол, скользнула бы в обморок, скрываясь от властных голубых глаз, заслонивших весь мир…
Но бледно-голубую страшную пелену разорвала разноцветная радуга. Бусины поплыли перед взором Вастер — алая, зеленая, черная, коричневая… Они сплелись в яркий узор, и каждая хранила талант, взятый у кого-то, и каждая вросла в душу похитительницы…
— Где моя шкатулка? — прохрипела Вастер, из последних сил противясь чужеземному колдовству.
И тут давление чужой воли исчезло — словно жестокая рука выпустила горло.
— Ты так привыкла жить краденым? — бросила ксуури, не скрывая презрения.
— Это говорит мне разбойница? — не удержалась Вастер. Ее слегка пошатывало, голова кружилась, но прежняя бешеная страсть вновь овладела сердцем.
«Шкатулка, моя шкатулка!..»
— Я — разбойница, — легко и безмятежно согласилась Уанаи. — А захочу — займусь чем-нибудь другим. Например, стану целительницей. Я многое умею. А ты — ничто, пустое место. И эту пустоту стараешься заполнить тем, что удается украсть. Как паучиха, высасываешь тех, кто попадается тебе в лапы.
Вастер поднесла пальцы к вискам. Жестокие и справедливые слова в другое время привели бы ее в бешенство, но сейчас они обтекали разум женщины, почти не затрагивая его. Не потрясло хозяйку замка и то, что она напрочь забыла, где находится разбойничий лагерь. В горящей голове билась лишь одна мысль, и Вастер вытолкнула ее стоном сквозь стиснутые зубы:
— Где мои бусины?!
Уанаи была уже у порога. Положив тонкую ручку на дверь, она обернулась:
— Я могла бы не говорить тебе этого. Но отвечу, потому что мне позволено… Бусин у меня нет. Я отдала их.
— Кому?.. — прохрипела Вастер.
— Мудрой женщине по имени Гульда. Она сейчас на постоялом дворе «Посох чародея».
И ксуури шагнула за порог — за мгновение до того, как комнату огласил душераздирающий вой. Так выла бы волчица, ощутив в теле глубоко засевший наконечник стрелы.
* * *— Но это невероятно! — Король ударил кулаком по столу так, что подпрыгнули два пергаментных свитка — узкие, тугие. — Да разве может такое… разве боги бы позволили?..
— Вот доказательства, государь! — Эйнес кивнул на свитки. — На первом из них жрец Линатин из Рода Юнваасти своей рукой переписал несколько строк из книги, куда год за годом вносит записи о рождениях, свадьбах и смертях. А вот на этом свитке…
— Я понял! — рыкнул Тореол. — Я это прочел! И свидетельство этого… из Тагихара… который присматривал за охотничьим домиком! Ты говорил еще об устных свидетельствах?
— Да, государь. Я разговаривал со слугами в замке, где родилась и провела детство Вастер Долгая Метель из Клана Рыси. Конечно, для серьезного доказательства мало слов прислуги… но кто я такой, чтобы соваться с расспросами к высокородным господам?
— Верно, — угрюмо кивнул король. — Беседовать с Кланом Рыси придется мне… ох, что начнется!
Тореол рассеянно покатал по столу пергаментные свитки. Тронул кончиками пальцев откупоренную серебряную флягу, из которой только что появились на свет эти документы.
— А ты? — хмуро, требовательно взглянул король в лицо Эйнесу. — Чего ты хочешь для себя? Почему так хлопочешь об этом деле? Если верить твоим словам, ты трижды чуть не лишился жизни!
Эйнес от изумления забылся настолько, что взглянул в лицо царственному собеседнику:
— Чего я хочу? Но я же сказал: погиб мой хозяин! Джитош Господин Отрядов из Клана Сокола! Властитель замка, где я был шайвигаром… талантливый чародей, удивительной души человек и…
— Постой! Ты сказал: чародей? Я думал, что знаю обо всех Детях Клана, унаследовавших Дар…
Эйнес на мгновение смутился.
— Думаю, государь, нет беды в том, что сгоряча я выдал тайну хозяина, ведь Сокол мертв. Джитош умел заговаривать дождь и вызывать снег. Он мог призвать вьюгу даже поздней весною, а летом — град. Об этом не ведал даже его отец. А я узнал случайно: в детстве мы с господином дружили, а Дар начал проявляться в мальчишеских играх.
— Но почему Сокол скрывал такое?!
— Джитош был добрым и спокойным человеком, начисто лишенным честолюбия. Он боялся даже случайно применить Дар кому-нибудь во зло. Чародеи, особенно могущественные, всегда в центре бурных событий. Все сильные мира сего стремятся перетянуть мага на свою сторону. Старый хозяин, отец Джитоша, наверняка повез бы сына в столицу — навстречу бурной и высокой судьбе. А мой господин хотел лишь одного: до конца дней своих жить в родном замке, читать книги и охотиться в окрестных лесах.
— Побольше бы мне таких подданных! — хмыкнул король. — Но ты не ответил: чего ты хочешь для себя?
— Возмездия за хозяина. Он был мне не только господином. Мы вместе росли и… — Голос Эйнеса дрогнул, прервался.
— Ты верный слуга, — задумчиво сказал король. — Что ж, даже если не удастся доказать, что молодой Сокол погиб от колдовской порчи, эта женщина понесет наказание за другую вину, более тягостную, чем убийство. Как гласит закон, есть два преступления, настолько страшных, что для казненного преступника даже не складывают погребальный костер. Одно из них — государственная измена, а второе…
В дверь каюты почтительно постучали.
— Прошу простить, — послышался голос капитана, — но государь велел позвать его, когда…
— Иду! — перебил его Тореол, поднимаясь из-за стола и мысленно поминая Серую Старуху со всей ее родней. (Надо же! Так зарылся в чужую беду, что забыл о собственной!) — Жди меня здесь, Эйнес. Твое дело не из пустячных, но то, что ждет меня, куда важнее.
