Ольга Романовская - Ведьмины пляски
Разумеется, Свен не спал. На пороге же наткнулась на его пристальный взгляд.
- Больно?
Признаться, не ожидала подобного вопроса. Свен меня пожалел?!
Вздохнула и кивнула.
- Покажи!
- Издеваетесь?!- тут же обрушила на мага всю накопившуюся злость и обиду. - Тоже зрелища захотелось?
Свен засопел и неуклюже, едва не упав, сел. Его качало, голова упорно клонилась к подушке. Пошарив за спиной слабой, подрагивающей от напряжения, рукой, маг подложил опору под поясницу и с облегчением откинулся на неё. Всё это он делал со страдальческим выражением лица мужчины, который тщательно скрывает собственную слабость. То есть присутствовали и подёргивающиеся, плотно сжатые губы, напряжённые лицевые нервы, замедленность движений.
Злость сразу прошла. Не издевается Свен, действительно переживает, иначе бы лежал и скалился. Ему ведь намного хуже, нежели мне: и рёбра, и рука, и голова, и грудь, и ноги...
- Я не Первосвященник и не его величество, большего сделать не мог. И так врал под присягой, а это грех, Иранэ.
- Спасибо, - покаянно опустив голову, подошла и встала перед кроватью.
А ведь я так Свена и не поблагодарила, думала только о себе и Андреасе. Вот, даже свидания собралась добиваться, пирог вкусный испечь... Свинья ты неблагодарная, Ирка!
- Неженка ты! - вздохнул Свен. - Из-за порки слёзы в три ручья. Малые дети и то не плачут. Показывай давай. Вылечить не вылечу, а совет дам.
Что-то стало привычным задирать перед магом юбки. Волновало только, как бы ни показать больше необходимого.
- Не стесняйся, видел уж всё, - буркнул Свен, когда сжала ноги.
Когда, как?.. Ну да, когда бельё стащил и на фертильность проверил.
Маг с минуту смотрел, потом коснулся рукой, прокомментировав:
- Хороший палач! Пальцы в слюне смочи, протри по первости, а потом припарки из лопуха поделай. До свадьбы заживёт.
Свен потрепал по бедру и со вздохом лёг. Он был всё ещё слаб, не мог долго сидеть.
Жизнь потекла своим чередом. Свен медленно выздоравливал, я, залечив свои немудрёные раны, бегала в тюрьму. Иногда по полдня простаивала над зарешеченными подвальными окошками, надеясь разглядеть знакомое лицо или услышать знакомый голос. В руках сжимала узелок с харчами.
Увы, в свидании мне отказали, даже слушать не стали. Не жена, не сестра, не мать, не невеста, не Папа Римский (образно, разумеется), значит, свободна. Передать посылку? Да, разумеется. В первый раз действительно оставила узелок в караулке, а потом поняла: не досталось Андреасу ничего. Вон, какие лоснящиеся рожи у тюремщиков, мой пирог тоже наверняка схомячили. И больно знакомый платочек на столе лежит. Вот и маялась, мёрзла на улице, привлекая внимание прохожих.
Весна в Галании выдалась затяжная, то теплело, то вновь ударял морозец, поэтому после дневных бдений приходила с насморком. С ним боролась просто - травками. Знахарка теперь стала доброй знакомой. Оно и понятно, когда раненый в доме.
Андреаса услышала только недели через две, когда, отчаявшись, в очередной раз брела домой. Оказывается, малайонца вчера перевели в другую камеру, с окнами на улицу, вот он и караулил меня, знал, не могу не придти.
Так и беседовали: я, стоя на коленях, прижавшись носом к решётке, и он, взобравшись на край койки.
Ни кувшин с брагой, ни чугунок с кашей, закутанный в шерстяной платок, сквозь прутья не пролез, пришлось ограничиться хлебом. Отламывая ломти, по одному скармливала Андреасу и беспокойно спрашивала, не давая при этом вставить ни слова. Хорошо ли кормят, не бьют ли, не спит ли на холодном? Андреас заверил, относятся хорошо, и объяснил, для разных узников условия разные. Его, к примеру, держали в одиночной камере с окном, матрас дали, кормят не кислятиной, а баландой, даже со вкусом мяса. Самого мяса, разумеется, нет: его солдаты съедали.
Успокоенная, с лёгким сердцем возвращалась к Свену. Совсем скоро Андреаса освободят; он заверял, выкупится, тайком от хозяев заказы будет брать, законом не запрещено. К тому времени со Свеном уладится, а то не представляю, как объясняла бы Андреасу, подожди, мол, пока быстренько за другого выйду и разведусь.
А ещё к нам однажды заглянул мэтр Алидис. Явился без предупреждения, в обеденный час, выставил меня и о чём-то шептался со Свеном. После заметила на столе кошель. Маг пояснил: это не подачка, а честно заработанное - жалование и благодарность за оказанную короне услугу.
Свен задумчиво смотрел в окно. Понимала, не видом он любуется, а думает. Уже не болезненно белый, без синяков и ссадин, маг производил благоприятное впечатление выздоравливающего. Не лежал пластом весь день, а сидел, уткнувшись носом в засаленный фолиант (чей он, не знаю, принесли как-то утром). На ногах Свен держался нетвёрдо, без моей помощи вставать не решался, но по стеночке передвигался уверенно. Магистра тоже принимал не в кровати, а за столом, умытый, одетый, причёсанный.
- Кольцо себе купи, - наконец обронил Свен. - Возьми полцехина.
Щедро, даже очень. Это ведь так, на помолвку, не брачное даже. Зная Свена, ожидала оловянное за пару ассов.
- А разве не жених?..
- Хорошо, - пожал плечами маг и хлебнул из кружки. - Ограничимся оглашением. Или тебе важно, чтобы я выбирал?
Свен, наконец, очнулся от раздумий и пристально, с хитрецой, глянул на меня. Интересно, что вообразил? Но да, я бы хотела, чтобы кольцо мне подарили, а не отделались 'купи'.
Пожала плечами и села на прежнее место, есть свой обед.
- Обиделась, - констатировал Свен. - Ладно, в столице куплю, всё равно туда ехать: Магистр желает с иномирянкой без свидетелей побеседовать.
Показалось, или магу не нравилось столь пристальное внимание мэтра Алидиса? Так или иначе, Свен злился, даже ложкой о тарелку звякнул. Такого за ним не водилось, поневоле закрадывалась мысль о подозреваемой подлянке. И кошель этот... Уж не вознаграждение ли за меня?
Отодвинув тарелку с остывшей кашей, напрямик спросила:
- Зачем я Магистру? Резать и кровь пускать?
Свен рассмеялся и покачал головой.
- Но замуж бы тебе лучше скорее выйти. Мало ли? Магистры действительно любят науку.
После этих слов в столицу ехать окончательно расхотелось, но пришлось. На это недвусмысленно намекнули в письме, адресованном Свену. Оно пришло дождливым майским утром, или, по-галанийски, утром месяца лугов. Я же попала в Галанию в месяц тумана - так называли октябрь и первую половину ноября. Всё это чем-то напоминало французский революционный календарь - странно, непонятно и непривычно.
Свен уже более-менее пришёл в себя, ходил, даже брал мелкую работу. Я тоже не сидела без дела: рисовала. Местные, как ни странно, оценили мою мазню, покупали.
Маг написал именитой заказчице, той самой принцессе, и извинился за задержку, клятвенно заверив: всё будет исполнено, эскизы готовы. И не соврал ведь: Марция переслала с караваном наброски в Нурбок. Кому, Свен не сказал, но заверил, нужным людям.
