Вадим Панов - Дикие персы
— Что происходит?
На второй минуте скандала в приёмной возникла обер-воевода Велева, и обрадованный шас немедленно переключился на старшего офицера:
— Меня зовут Клабек Турчи, менеджер по оперативному вмешательству Службы утилизации, — представился шас, недружелюбно косясь на перегнувших палку дружинниц.
— Мы сами закрываем от челов дворец, — холодно пошутила обер-воевода. — В помощи Службы нет необходимости.
Ведьмы захихикали.
— Готовится теракт, — не менее холодно произнёс Клабек.
— Невозможно. Дворец полностью блокирован, гости тщательно проверены.
— Пожалуйста, вызовите Всеведу, вице-воеводу «секретного» полка, — скромно попросил стоящий на коленях Федра.
И получил свою «минуту славы».
— Вы уже расследовали убийство собачки? — осведомилась Велева. На этот раз её подчинённые не удержались от хохота. — Что стало причиной смерти? Чумка?
— Церемония началась? — ровным тоном поинтересовался детектив, проигнорировав обиднейший выпад.
— Вот-вот начнётся. В камере, куда вам придётся отправиться, есть настроенный на «Тиградком» телевизор, так что вы ничего не пропустите.
Прямой репортаж из Зелёного Дома собирался смотреть весь Тайный Город.
— Дура, мля, — заключил Клабек.
И скривился от боли: кто-то из дружинниц ткнул шаса кулаком.
— Уведите, — распорядилась Велева.
— Запишите или запомните моё официальное заявление, — громко произнёс Федра, обводя тяжёлым взглядом хихикающих колдуний. — Во время церемонии на королеву будет совершено покушение. Поскольку нас никто не слушает, вся ответственность ложится на обер-воеводу Велеву. Мне остаётся лишь выразить искреннюю надежду, что на завтра не будет назначено слишком много похорон. Официальное заявление закончилось. — Детектив остановил взгляд на старшей ведьме и мрачно добавил: — А теперь отведите меня к телевизору, не хочу ничего пропустить.
— Нервничаете, барон?
— А как вы считаете? — хмыкнул Мечеслав. — Разумеется, нервничаю.
— Я чувствую, — кивнула жрица Снежана. — И немного удивлена.
Они переговаривались… не разговаривали, а именно негромко переговаривались, стоя у святая святых Люди — Колодца Дождей, Источника магической энергии Зелёного Дома: именно здесь, согласно древнему канону, приносили клятву верности действующие королевы. Самый главный артефакт Великого Дома располагался глубоко под дворцом, на берегу озера, в котором сходились три реки и царящую в подземелье тьму едва-едва разгоняли факелы да зеленоватое сияние, исходящее от крепкого, потемневшего от времени сруба.
Оказавшись у Колодца, Мечеслав мгновенно поддался естественному желанию заглянуть в него, оценить глубину, но был остановлен ожидавшей подобного порыва Снежаной: «Ни в коем случае, барон, взгляд в бездну затянет вас навсегда!» — и теперь старался не смотреть в сторону сруба.
— Что вас удивило, жрица?
— Учитывая ваши отношения с Её величеством, я думала, вы будете рассматривать нынешнее торжество как дань традиции. Как бюрократическую процедуру, если хотите. Все эти гости, подарки, искренние и фальшивые поздравления — они не должны вас трогать.
— Гости собрались в нашу честь.
— Но ваш главный праздник позади, — улыбнулась Снежана. — Он случился, когда вы впервые услышали от Её величества: «Люблю».
— Он случился, когда я впервые увидел Всеславу, — задумчиво ответил барон. — В тот момент я уже знал, что однажды она обязательно скажет: «Люблю».
— Уже знали?
— Потому что я собирался сделать всё ради этого.
Скудное и несколько мрачное освещение полностью «съедало» роскошь парадных одежд Снежаны, Мечеслава и избранных гостей. Зелёные с золотом платья, зелёные с золотом камзолы, замысловатые пшуроты[4] жриц и воевод, классические, с уникальной вышивкой сапоги баронов, драгоценности — всё тускнело в зеленоватом сиянии, терялось в потоках магической энергии, которые ощущали даже лишённые способностей мужчины.
— Если честно, я сам думал, что всё пройдёт буднично, без ощущения праздника, — неожиданно признался барон, положив левую ладонь на рукоять простого кинжала, непонятно каким образом оказавшегося на роскошном поясе из драконьей кожи. — Но сегодня утром всё изменилось.
— Что же случилось?
— Ещё не случилось, — уточнил улыбающийся Мечеслав. — Сегодня мы дадим друг другу слово.
— Разве любовь зависит от слов?
— Любовь хрупка, Снежана, она боится всего. Крепкой и всемогущей её делаем мы.
— Да вы романтик, барон.
— Надеюсь.
Молодая жрица хотела сказать ещё что-то, но вокруг зашелестело:
— Невеста…
— Невеста…
— Невеста…
И взоры обратились к распахнувшимся дверям, где стояла несравненная королева.
В свой день Всеслава была прекраснее всех звёзд, что светят с ночного неба, всех весенних дней, дышащих теплом и радостью, и всех цветов, вид которых заставляет трепетать сердца. Светлые волосы распущены, кудрявым потоком льются на обнажённые плечи, лаская бархатистую кожу. Вместо скромного и строгого врива, пышные юбки которого могли бы скрыть набравший приличную округлость живот, Всеслава выбрала шалепский вариант свадебного облачения, придуманный когда-то в южных доменах великой империи: тонкие бретельки, игривый лиф и водопад нежно-зелёного шёлка до пола. А в качестве покрова невесты — газовая свиимла, закрывающая только нижнюю половину лица. Шалепское платье подчёркивало положение Всеславы, и в том был знак: королева шла к алтарю не одна, она несла величайший подарок, который женщина может сделать мужчине, несла их дитя и не собиралась прятать его под юбками.
И знак увидели все.
И в наступившей тишине королева сделала первый шаг к дожидающемуся её жениху.
— Давай, — прошипел опомнившийся Птиций, которому выпала честь стать распорядителем главной церемонии.
Первая флейта вскочил на ноги и извлёк ноту.
— Моя любовь, — прошептал ошеломлённый барон.
— Невеста…
Белые лилии мягко ложились под ноги Всеславы. Лепестки белых роз сыпались на плечи.
Флейта, цветы и красота… Именно в этот момент гости поняли, что все они независимо от положения жалкие статисты на празднике двух любящих сердец. Им позволено смотреть. И завидовать.
Почти минуту шла Всеслава к своему избраннику, и ни один вздох не нарушил волшебную торжественность её явления. И лишь когда невеста остановилась по правую руку от жрицы, и последний лепесток упал на её плечо, и смолкла флейта, во вновь наступившей тишине кто-то зачарованно выдохнул:
