Корнелия Функе - Чернильная кровь
Мегги знала, где искать Роксану, и все же дважды сбивалась с дороги в темных подземных переходах, пока нашла ее. Роксана перевязывала раненых женщин, а Хитромысл занимался мужчинами. Многие были ранены, да и спасительный огонь многим причинил серьезные ожоги. Мо было не видно, как и Принца, они, наверное, охраняли вход в шахту, зато Реза помогала Роксане. Она перебинтовывала обожженную руку, а Роксана тем временем смазывала какой-то старухе рану на лбу той самой мазью, которой лечила ногу Сажерука. Весенний цветочный запах мази плохо подходил к этому месту.
Роксана подняла голову, когда Мегги появилась в темном проходе. Может быть, она надеялась, что это шаги Сажерука. Мегги оперлась спиной на холодную стену штольни. «Все это сон, — подумала она, — просто дурной сон». Голова у нее кружилась от слез.
— Что это за история? — спросила она Роксану. — История о Белых Женщинах… Сажерук сказал, что ты мне ее расскажешь. И что он должен уйти, чтобы проверить, правда ли это…
— Уйти? — Роксана отложила мазь. — Что ты говоришь?
Мегги утерла глаза, но слез больше не было. Наверное, они все кончились. Откуда они только берутся, слезы?
— Он сказал, что позовет их, — пробормотала она. — И что ты должна помнить его обещание. Что он вернется, что он всегда найдет дорогу к тебе, где бы он ни был…
Слова, которые она повторяла, казались ей бессмысленными. Но Роксана, очевидно, поняла.
Она поднялась, а за ней и Реза.
— Что ты говоришь, Мегги? — сказала ее мать с тревогой в голосе. — Где Сажерук?
— Рядом с Фаридом. По-прежнему рядом с Фаридом.
Как больно было произносить его имя. Реза обняла ее. А Роксана стояла неподвижно, вглядываясь в темный проход, откуда пришла Мегги, и вдруг оттолкнула ее с дороги, рванулась вперед и исчезла во мраке. Реза бросилась за ней, не выпуская руки Мегги. Роксана опережала их всего на несколько шагов. Вот она споткнулась о подол своего платья, упала, вскочила и понеслась дальше, все быстрее и быстрее. И все же она опоздала.
Реза чуть не сбила Роксану с ног, так внезапно та остановилась у входа в штольню, где лежал Фарид. На стене огненными буквами горело ее имя, и Белые Женщины еще были здесь. Они вытягивали бледные пальцы из груди Сажерука, словно вырывая его сердце. Может быть, Роксана была последним, что видел Сажерук. А может быть, он успел еще увидеть, как зашевелился Фарид. В следующее мгновение Сажерук беззвучно упал на землю, а Белые Женщины тотчас исчезли.
Да, Фарид зашевелился, как после слишком долгого и глубокого сна. Он сел и огляделся вокруг мутными глазами, еще не зная, кто лежит неподвижно за его спиной. И даже когда Роксана протиснулась мимо него, он не обернулся. Фарид смотрел в пустоту, словно вглядываясь во что-то, невидимое остальным.
Мегги шагнула к нему нерешительно, как к чужому. Чувства ее были в смятении, мысли тоже. А Роксана стояла рядом с Сажеруком, крепко прижав руку ко рту, словно пытаясь удержать свою боль. На стене штольни по-прежнему полыхало ее имя, но она не глядела на огненные буквы. Она молча опустилась на землю, положила голову Сажерука себе на колени и нагнулась над ним, так что ее черные волосы, как вуалью, закрыли его лицо.
А Фарид все еще сидел, не двигаясь, как оглушенный. И лишь когда Мегги подошла к нему вплотную, он ее заметил.
— Мегги? — с трудом выговорил он заплетающимся языком.
Этого не может быть. Он и вправду вернулся. Фарид. Его имя вдруг перестало отдаваться болью. Он протянул к ней руку, и она схватила ее так торопливо, точно боялась, что он сейчас снова уйдет в бесконечную даль, если его не удержать. А Сажерук сейчас там? Какое теплое у Фарида лицо. Мегги опустилась на колени и обвила руками его шею, крепко прижимаясь к нему, чувствуя биение его сердца.
— Мегги!
Фарид глядел на нее с таким видом, как будто очнулся от страшного сна. По его губам даже скользнула улыбка. Но тут позади них раздались всхлипывания Роксаны, тихие, едва слышные сквозь распущенные волосы, и Фарид обернулся.
Мгновение он смотрел, не понимая.
Потом вырвался из объятий Мегги, вскочил и тут же запнулся о плащ — ноги еще плохо слушались его. На коленях подполз он к Сажеруку и с ужасом провел рукой по неподвижному лицу.
— Что случилось? — Он кричал на Роксану, как будто она была виновата в несчастье. — Что ты сделала? Что ты с ним сделала?
Мегги пыталась успокоить Фарида, но он оттолкнул ее руки. Он нагнулся над Сажеруком, приложил ухо к его груди, прислушался и, рыдая, прижался лицом к тому месту, где уже не слышно было биения сердца.
В штольню вошел Черный Принц и с ним Мо. За их спинами появились и другие лица, все больше и больше.
— Уходите! — крикнул им Фарид. — Убирайтесь все прочь! Что вы с ним сделали? Почему он не дышит? Крови нигде нет, ни капли крови.
— Ему никто ничего не сделал, Фарид! — прошептала Мегги. («Ты тоже хотела бы, чтобы он вернулся, правда?» — прозвучал у нее в ушах голос Сажерука.) — Это Белые Женщины. Мы их видели. Он сам их позвал.
— Ты лжешь! — закричал на нее Фарид. — Зачем бы он стал это делать?
Роксана задумчиво провела пальцем по шрамам Сажерука, таким тонким, словно их оставил не нож, а перо стеклянного человечка.
— Есть история, которую комедианты любят рассказывать своим детям, — начала она, не глядя ни на кого из собравшихся. — В ней говорится об огнеглотателе, у которого Белые Женщины забрали сына. В отчаянии он вспомнил о том, что рассказывают о Белых Женщинах: они будто бы боятся огня и в то же время томятся по его теплу. И огнеглотатель решил приманить их своим искусством и упросить вернуть ему сына. Его план удался. Он приманил Белых Женщин огнем, заставил пламя петь и танцевать для них, и за это они не передали его сына в руки смерти, а вернули ему жизнь. Взамен они увели с собой огнеглотателя, и больше никто его никогда не видел. Говорят, он принужден оставаться у Белых Женщин до конца времен, заставляя пламя танцевать им на потеху.
Роксана приподняла безжизненную кисть Сажерука и поцеловала испачканные копотью пальцы.
— Это всего лишь сказка, — сказала она. — Но он любил ее слушать. Он всегда говорил, что эта история так хороша, что в ней должна быть искра правды. И вот теперь он сам сделал ее правдой — и уже никогда не вернется. Даже если он и обещал это. На сей раз не вернется.
Это была долгая ночь.
Роксана и Черный Принц сидели у тела Сажерука, а Фарид выбрался наверх, туда, где луна проглядывала сквозь черные облака, и туман поднимался с влажной от дождя земли. Он оттолкнул дозорных, пытавшихся его удержать, и бросился лицом в мох. Там он и лежал, под ядовитыми деревьями Мортолы, и горько плакал, а две куницы дрались в темноте, как будто у них по-прежнему есть хозяин, которого они оспаривают друг у друга.
Конечно, Мегги пришла к нему, но Фарид отослал ее прочь, и она отправилась искать Мо. Реза рядом с ним уснула, но Мо не спал. Он сидел и всматривался в темноту, словно читая в ее глубинах непонятную историю. В его лице было что-то чужое, замкнутое, жесткое, как корка на ране, но, когда он увидел Мегги и улыбнулся ей, вся чуждость исчезла.
— Иди сюда! — тихо позвал он, и она села рядом, уткнувшись лицом в его плечо.
— Я хочу домой, Мо! — прошептала она.
— Нет, не хочешь, — ответил он также шепотом, и она заплакала ему в рубашку, как часто делала, когда была маленькая.
Любое горе могла она оставить у него на плече, как бы тяжело оно ни было. Мо прогонял его, всего лишь погладив дочь по голове, положив ей ладонь на лоб, прошептав ее имя. Все это он сделал и сейчас, в этом печальном месте, этой печальной ночью. Он не мог забрать всю ее боль, слишком уж много ее было, но мог смягчить, просто держа Мегги в своих объятиях. Никто был не в силах помочь ей так, как Мо. Реза не могла. И даже Фарид.
Да, это была долгая ночь, долгая, как тысяча ночей, и самая темная из всех, какие случалось видеть Мегги. Она не знала, сколько времени проспала на плече у Мо, когда Фарид вдруг разбудил ее. Он повел Мегги за собой, прочь от ее спящих родителей, в темный угол, пропахший медведем Принца.
— Мегги! — прошептал он и сжал ее руку так крепко, что ей стало больно. — Я понял, как все исправить. Пойди к Фенолио! Скажи ему, пусть напишет что-нибудь, чтобы оживить Сажерука! Тебя он послушается.
Конечно, следовало ожидать, что эта мысль придет ему в голову. Он так умоляюще смотрел ей в глаза, что у нее выступили слезы, и все же она покачала головой:
— Нет, Фарид. Сажерук умер. Фенолио ничего не сможет сделать. Но если бы и мог — разве ты не слышал, что он постоянно бормочет? Что он никогда больше не напишет ни слова после того, что случилось с Козимо.
Да, Фенолио изменился. Мегги с трудом узнала его, когда увидела. Раньше глаза у него всегда были, как у мальчишки. Теперь это были глаза старика. Взгляд его стал подозрительным, неуверенным, словно Фенолио не доверяет почве у себя под ногами, и к тому же со дня смерти Козимо он, похоже, вообще перестал бриться, причесываться и умываться. Он спросил ее только о книге, о той книге, которую изготовил Мо. Но когда Мегги рассказала ему, что пустые страницы и впрямь предохраняют от смерти, выражение его лица не стало менее горьким.
