Павел Кошик - Кроваво-Черный
Урок Лесоруба оказался самым долгим из всех. Мы вышли из дома ещё до восхода солнца, а вернулись обратно только в восемь утра следующего дня, ведь меня нужно было научить правильно вести себя в лесу не только днем, но и ночью. По моим подсчетам, за это время мы прошагали не меньше шестидесяти-семидесяти миль[79] и успели полакомиться всеми возможными лесными съедобностями. К моему великому сожалению, пришлось даже убить собственными руками несчастного зайца. Но Лесоруб объяснил, что на подножном корме вампир и пары дней не проживет, так что в любом случае нужно уметь охотиться на зверей, пускай даже таких милых и пушистых, как заяц. Впрочем, я должным образом почтил память невинно убиенного ушастика, соорудив ему могилку и поставив над ней надгробный камень с надписью, нанесенной соком клюквы: «Заяц Пушистый, годы жизни…. -…. Помним, любим, скорбим».
После Лесоруба за мое обучение принялся и Стокер. Он, и правда, оказался не таким уж и гадом – много шутил и рассказал мне кучу анекдотов, в основном весьма похабных, но от этого не менее смешных. Впрочем, Стокер начал преподавать свой курс юного взломщика с очередной подлянки. Мистер Альварес защелкнул на моих запястьях полицейские наручники и поставил задачу – избавиться от них при помощи любых подручных материалов. Я, как последний идиот, наверное, целый час бродил по штабу, перетыкав в замочную скважину наручников все, что только можно – от шариковой ручки до кухонного ножа.
Когда я все же сдался и попросил Стокера показать, как же избавиться от оков, он обхватил мои запястья своими руками и, ухмыляясь, дернул их в разные стороны. Наручники разорвались, словно были сделаны не из закаленной стали, а из какого-нибудь хлипкого китайского пластика. «Учись использовать свою вампирскую силу. Большинство обычных замков ты запросто сможешь выломать с одного удара», – преподал мне первый урок Стокер. Но дальше пошло веселее – он показал мне как пользоваться отмычками, взламывать замки при помощи бампинга, вскрывать двери автомобилей и даже самому полезному навыку на случай зомби-апокалипсиса, которому я всегда мечтал научиться – заводить машину без помощи ключа, правильно замкнув провода под рулевой колонкой.
Впервые столь плотно пообщавшись со Стокером а.к. а[80]. Эдгаром Альваресом, я обнаружил, что у него есть какое-то своё особое обаяние эдакого плохого парня, с которым мама запрещает дружить, но из-за этого тебе ещё больше хочется тусовать с ним после школы. В общем я окончательно изменил своё негативное отношение к Стокеру, а он даже пару раз назвал меня «дружище» и «братишка». Узнал я и секрет его прозвища – оказывается, в те времена, когда Эдгар уже был вампиром, но ещё не состоял в Ордене, он любил цеплять девчонок в барах на свои вампирские клыки. И чтобы быть ещё круче в глазах подвыпивших цыпочек, представлялся им фамилией знаменитого автора романа «Дракула».
Однажды мне удалось даже поговорить по душам с Флемингом, который большую часть времени безвылазно проводил в своей лаборатории. В тот день я дал слабину – утомившись долгими часами тренировок, решил спрятаться от всевидящего ока Рэтла на крыше. И обнаружил там два шезлонга и маленький столик с чайником и парой чашек. Оказалось, что Флеминг практически каждый день встречал здесь закат, попивая свой любимый Эрл Грей. Иногда к нему присоединялся Рэтл, для которого профессор и приберегал вторую кружку.
Представляю, какие эти двое полусумасшедших гения-затворника вели между собой беседы. Позже дядя рассказал мне, что Флеминг был единственным человеком, с которым Рэтл делился воспоминаниями о своём прошлом. Но мистер Гарольд Соломон Флеминг (в отличие от других членов Ордена это была его настоящая фамилия) надежно хранил секреты тренера. Возможно, именно поэтому Рэтл и откровенничал с профессором. Ну и ещё, конечно, потому что они оба стариканы. Наверняка постоянно обмениваются друг с другом фразочками в духе «Вот молодежь-то сейчас пошла! Мы в их годы гораздо воспитаннее были!» или «А эта современная музыка! Это же не музыка, а сплошной шум! Вот помню я, когда ещё Моцарт были жив…».
О старости у нас с Флемингом собственно и зашел разговор. Я спросил, правда ли он младше Рэтла, и если это так, то почему же тогда профессор выглядит в три раза старше тренера. Флеминг подтвердил, что ему всего шестьдесят пять, и в те времена, когда советские войска брали Берлин (а Рэтл соответственно сражался где-то в окопах), его ещё не было на свете. Оказалось, Гарольда объединяет с тренером не только возраст и любовь к одиночеству, но и тот факт, что оба они обращенные вампиры.
Флеминг предложил мне занять место на соседнем шезлонге, налил для меня чая и, сделав очередной глоток из своей кружки, начал рассказ:
– Пятнадцать лет назад я работал врачом в небольшом городке в районе Великих равнин. Я был самым уважаемым доктором на несколько сотен миль вокруг, и у меня была пускай и маленькая, но собственная клиника с несколькими врачами, операционной и даже своей лабораторией, которой я очень гордился. Меня всегда привлекала научная составляющая медицины, поэтому я и раньше все свободное время проводил в лаборатории. Особенно меня интересовали вирусы и вызываемые ими заболевания. Я даже опубликовал несколько весьма занятных исследований в уважаемых медицинских изданиях…
Здесь Флеминг отвлекся минут на пятнадцать, перечисляя все свои регалии, почетные звания и список крутых докторов, которым он успел пожать руку за тридцать лет своей врачебной практики. Все это я благостно пропустил мимо своих ушей и снова включился в разговор, только заслышав, как история начинает становиться интересной.
– … слава обо мне как исследователе вирусных заболеваний распространилась далеко по стране. И однажды в мою клинику привезли мальчика двенадцати лет. Его звали Шон Маклорин. Первым симптомом неизвестного заболевания оказалась фоточувствительность или светобоязнь, так хорошо теперь знакомая нам с тобой. Поначалу я грешил на болезнь Гюнтера, также известную как эритропоэтическая порфирия. В пользу этого диагноза говорило и разрушение эритроцитов, которое я обнаружил в крови мальчика. Но никаких других симптомов болезни Гюнтера у пациента не наблюдалось. Ни выраженного диффузного гипертрихоза, ни рубцов и эритродонтии.
Я даже не стал выяснять, что это за гипертрихачто-то и эритрочтототамия.
– Я зашел в тупик. А тем временем обнаруживались все новые и новые симптомы – аллергия на серебро и чеснок, странный зуд в деснах. Как я полагаю, ты уже догадался, что мальчик был вампиром. Но вампирские проявления у него начались очень рано, поэтому трансформация и проходила не совсем обычно. Так, в деснах уже проявлялся зуд, но сами клыки ещё не были заметны даже на рентгеновских снимках. Поэтому в первых анализах крови я также не обнаружил мавроцитов. Но со временем появились и они. Я выделил эти черные инородные элементы из его крови и первоначально классифицировал их как неклеточные инфекционные агенты или вирусы. Моя ошибка была ожидаема – каждый врач видит в болезни свою специализацию. Генетик обязательно распознал бы в вампиризме именно генетическое заболевание.
