У Чэн-энь - Путешествие на Запад. Том 1
Когда он кончил свой рассказ, старый Гао подошел к нему и, опустившись на колени, взмолился:
– Почтенный отец! Что же теперь будет? Как только вы уйдете, это чудовище снова вернется сюда. Умоляю вас довести дело до конца, вырвать зло с корнем, чтобы после не случилось какой-нибудь беды. Сделайте для меня такую милость, а я отблагодарю вас по заслугам. В присутствии всех моих родственников я составлю бумагу о том, что половину всей земли и имущества отдаю вам. Только уж, пожалуйста, вырвите вредную траву с корнем, чтобы дом наш мог пребывать в спокойствии и мире.
– Мне кажется, что вы немного преувеличиваете, почтенный Гао, – сказал смеясь Сунь У-кун. – Волшебник сам сказал мне, что аппетит у него действительно велик, однако и работает он на вас усердно. Благодаря его стараниям вы за эти годы приумножили свои богатства. Так что он не зря ест ваш хлеб. Почему же вы непременно хотите выгнать его? Он – небесное божество, изгнанное на землю, он помогает вам вести хозяйство и, как мне кажется, не причинил никакого вреда вашей дочери. По-моему, такой зять очень ценный в доме человек и никак не может запятнать честь вашей семьи, опозорить вас. Я считаю, что вы долркны оставить его у себя в доме.
– Дорогой отец, – сказал на это старый Гао. – Пусть все это верно, однако слава о нем идет дурная. Мне постоянно приходится слышать разговоры о том, что старый Гао взял в зятья чудовище. Как вы думаете, приятно это?
– Раз уж ты начал это дело, – вмешался тут Сюань-цзан, – то надо довести его до конца.
– Да я просто пошутил, – сказал Сунь У-кун, – хотел послушать, что он будет говорить. На этот раз я непременно изловлю это чудовище и приведу сюда. Так что можете ни о чем не беспокоиться. А теперь, почтенный Гао, позаботьтесь как следует о моем учителе, а я отправлюсь! – закончил Сунь У-кун.
С этими словами он исчез. Одним прыжком Сунь У-кун очутился у горы и, подойдя к пещере, ударом посоха разнес ворота.
– Эй ты! – громко крикнул он. – Прожорливый дурень! Мешок с мякиной! Живо выходи! Померяемся с тобой силами! Волшебник в это время спал, сладко похрапывая. Шум и ругань разбудили его. Он в бешенстве схватил свои грабли и, на – бравшись духу, выбежал из пещеры, пронзительно крича:
– Ах ты проклятый монах! С тобой бед не оберешься! Почему ты разбил мои ворота? Что я тебе сделал?! Почитай законы и узнаешь, что за насильственное вторжение в чужой дом виновный карается смертной казнью!
– Да ты, видно, настоящий дурень! – сказал смеясь Сунь У-кун. – Если я и разбил твои ворота, так не зря: были на то причины. Не забывай, что ты силой захватил чужую девушку и без всяких полагающихся в таких случаях церемоний жил с ней. Известно ли тебе, что за такие вещи полагается смертная казнь?!
– Да что с тобой разговаривать! – крикнул волшебник. – Отведай-ка лучше мои грабли!
– Ведь этими самыми граблями ты работал на поле почтенного Гао, – сказал Сунь У-кун, без труда отражая удар. – Так неужели ты думаешь, что я испугаюсь тебя?
– Ну, если ты считаешь, что это обыкновенные грабли, то ошибаешься! – воскликнул волшебник. – Послушай, что я тебе о них расскажу:
Их твердостью могучей обеспечил.
Надежно закалив, священный лед.
С клещами Лао-цзюнь сидел у печи,
Шуруя уголь, ночи напролет.
Волшбой отполированы на славу,
Пылают зубья в солнечных лучах, —
Недаром уголь дух Звезды Кровавой
Подбрасывал в пылающий очаг.
Пять полководцев, не боясь усилий,
Раскрыли мудрой тактики секрет,
И знанье сокровенное вносили
В работу боги всех пяти планет!
Старались духи тьмы и света дружно,
И труд был завершен в конце концов,
Вот девять зубьев светятся жемчужных,
И с золотыми листьями кольцо.
И небо грабли достают и землю, —
Безмерно протяженные в длину, —
Начало Инь с началом Ян объемлют
И разделяют солнце и луну.
И шесть двойных волшебных начертаний
Порядку в небесах помочь должны,
А чтобы звезды верно сочетались, —
Триграммы ба-гуа нанесены.
Их высшей драгоценностью недаром
Назвали, ибо нет для них преград,
От мастеров их получив в подарок,
Правитель неба был безмерно рад!
Я улучшал себя и стал бессмертным
И заработал полководца чин, —
Сам император в милости безмерной
С почетом эти грабли мне вручил.
Поднимешь их – полно сияньем небо,
Опустишь их – завоет ураган,
И, урожай суля, сугробы снега
Укроют землю, к радости крестьян!
Самим бессмертным силы их опасны,
Владыка ада ощущает дрожь…
А отчего их нет у смертных – ясно:
Где на земле металл такой найдешь?
Свой облик изменять они способны,
И заклинанья слушаясь, – как вихрь,
Они взметнутся в небеса и сотни
Покажут упражнений боевых!
Расстаться с ними ни на миг не в силах,
Их ствол резной сжимаю я во сне,
На Персиковый пир я захватил их,
И были во дворце они при мне.
Но, опьянев и став не в меру пылким,
Я оскорбил святые небеса,
И на земле я очутился в ссылке,
И здесь скорблю, возмездие неся;
Став духом-людоедом, злым и гневным,
Тащу в пещеру путников с дорог,
И оттого приятно мне в деревне
Прожить хотя бы и недолгий срок.
Да, грабли эти – славное оружье!
Им тигров и волков легко убить,
Они драконов могут обнаружить
В их логове, во тьме морских глубин.
С той дивной остротой и мощью грозной
Я побеждаю в споре боевом,
Хотя бы ты был весь из стали создан, —
Один удар – и дух из тела вон!
– Брось молоть чепуху, Дурень! – выслушав его, отвечал Сунь У-кун, опуская посох. – Я готов подставить тебе свою голову. Попробуй ударь по ней и сам увидишь, улетит у меня душа или нет.
Тут волшебник взмахнул граблями и что было силы хватил ими Сунь У-куна по голове. Раздался страшный треск, от граблей полетели искры, но на голове у Сунь У-куна не осталось даже царапины. У волшебника от страха опустились руки и ноги подкосились.
– Вот так штука! Что за голова! – изумленно воскликнул он. – Ты меня еще не знаешь! – продолжал Сунь У-кун. – Когда я учинил дебош в небесных чертогах и выкрал эликсир бессмертия, утащил персики бессмертия и унес вино небесного императора, бессмертный Эрлан захватил меня и доставил во дворец Духа звезды Южной Медведицы. Все небесное воинство рубило меня топорами, мечами и саблями, колотило молотками, на меня напускали гром и молнию, но все напрасно – я остался невредим. После этого меня забрал с собой святейший Лао-цзюнь, он поместил меня в свою волшебную печь и поджаривал на священном огне. Глаза мои стали огненными, голова – медной, а руки – железными. Если не веришь, бей еще, посмотришь будет ли мне больно.
– Я помню, что до того, как ты учинил дебош на небе, ты проживал в Пещере водного занавеса на Горе цветов и плодов, в странеАолайго. Однако потом я о тебе ничего больше не слышал. Какими же судьбами ты очутился здесь и почему решил напасть на меня? Уж не мои ли тесть пригласил тебя?
