Наталья Якобсон - Шанс для чародея
- Но ведь тебя это впечатлило.
- Ненадолго, - признал я.
- А как долго ты собираешься обдумывать мое щедрое предложение?
- О Рошене? - я хмыкнул. - Там осталось хоть что-то кроме пепелищ.
Теперь засмеялся он.
- Ты постарался на славу. Чудный был пожар, но огонь, знаешь ли, можно и погасить. Ты ведь не дракон, и город уцелел.
- А инквизиция?
- Ну, здание придется восстанавливать.
- Тогда займись этим, - посоветовал я. - А мне хочется снова увидеть прекрасные сны.
- Тебе лучше было бы сегодня не спать вообще, - обронил он, дойдя до окна.
- Почему же? - я уже накидывал на себя чуть пожженное одеяло.
- Потому что утром ты об этом пожалеешь, - он глянул на небо. - Сегодня знаменательная ночь.
Когда он исчез, его слова стали пустым звуком. Я не хотел думать о них, пока моих ушей не достигли тревожные новости. Крохотное существо шептало о них.
Я не сразу понял, что это писклявый голосок Аманды вырывает меня из забытья. Она плакала, шепча что-то о ритуале и своей обреченной сестре.
Меня ударило, как будто зазвенел адский колокол.
- Аллегра! - я тут же вскочил.
- Она была там.
- Где? - я не сразу понял.
- В Соборе Грома. Она решилась на это, - Аманда причитала и заламывала руки.
Что же это за место? Мне снились разные жуткие образы, практически лишающие рассудка картины мраморного ада, извращенной религии и живых красивых, но чудовищных божеств, а также их жертв. Мое сознание будто засасывало в колодец или в воронку, внутри которой оживали статуи, мрачные боги говорили, а их прародители приносили самих себя в жертву, чтобы восстать из собственного праха более сильными и более злыми. Собор Грома это мясорубка, где потерянные падшие ангелы вскрывают заживо свои человеческие тела и отдают собственные внутренности на съедения адским тварям, чтобы в боли и крови восстановить свою неземную сущность. Но она приобретала мрачный оттенок. Кариатиды на округлых безразмерных стенах оживали, манили меня пальцами, встряхивали локонами похожими на оживающих змей. Альковы и колонны вытягивались в вышину, будто ползя по вечности, потому что до потолка не достать. Купол есть, под ним слышаться птичьи крики падших, дерущихся и озлобленных, но он так высоко, что до него не дотянуться. У этого места нет размеров. Оно и есть ад. Хуже ада. Но в нем средоточие мира.
И туда пошла Аллегра. Ради своего нечеловеческого возлюбленного. Моя возлюбленная Аллегра. Меня пронзил страх. Неужели сейчас она лежит там в крови и умирает, медленно и мучительно, пока твари на полу пожирают ее выпущенные кишки, а ее возлюбленный ангел, наверняка, смеется над ней. Как легко он ее туда заманил. Ведь она сама не его подобие, она не переродится, как падшие, она просто умрет. Собор Грома поглотит ее останки. Стены там алчные и живые, как и кариатиды на них. Как и твари с крыльями, ползающие по колоннам. Как и Денница, однажды павший туда.
Его крик стоял у меня в ушах, как полное безумие. Эдвин! Меня пронзила новая боль, как раскаленный кинжал. Неужели и ему предстоит туда пойти?
Кто же мне, в конце концов, важнее: Аллегра или Эдвин? Я не мог с этим определиться, и гномы смеялись надо мной, выныривая из темных углов. Один самый наглый запрыгнул на мой сундук. Я вскочил, согнал его и начал в спешке одеваться. Причитания Аманды еще больше подогревали мое отчаяние. Как это фарфоровое бездушное создание вообще смеет рыдать, если больно мне, а не ей.
Я не знал, где пролегает дорога. Скорее всего, я ее не найду. Говорили для этого даже тем немногим избранным, что ступают на нее нужно дождаться особого часа и затмения. Если кто-то проскользнет вместе с ними туда в тот момент, то он погиб. Ну, я в любом случае уже считал себя погибшим.
Прихватив с собой колдовской компас и немного эликсиров, находящих пути во тьме я понесся в леса. Аманда даже не могла поспеть за мной. Мне было на нее наплевать.
Я капнул на дорогу всего одну капельку рубиновой сверкающей настойки из крови сирина. Она должна указать путь. Но осветившая алой нитью дорога привела меня вовсе не к неземным вратам. Запыхавшийся и усталый я увидел существо с крыльями, будто упавшее с небес и теперь валяющееся на мшистом бугре в лесу. Точнее существа было даже два: одно с крыльями, другое кажется без. Одно красивое, другое безобразное. Одно безвольно лежало на мху, другое сидело над ним и вроде бы сильно переживало. Оно сорвалось с места и улетело, заметив меня. Это было весьма кстати, потому что я узнал мертвенно-бледное тело на мху. Аллегра! Я рванулся к ней, поднял ее. Ее дьявольская сестренка уже суетилась рядом. Ей все-таки удалось догнать меня. Казалось, ее причитаниями полнился весь лес.
- Она умрет?
- Нет.
- Она преобразиться.
Эти слова имели особый смысл. Я сорвал с плеча рубашку. Разрезы, а не крылья. Что-то было сделано не до конца.
- Заверни ее в ткань и неси, - скомандовала рыжеволосая малышка неприятно контрастирующим с ней взрослым и повелительным тоном. Я сделал, как она сказала. Я поднимал полумертвое тело с мха и оборачивал его в ткань как можно бережнее. Оно было таким подвижным и безвольным, будто мертвый лебедь. Она не дышала, но я знал, что она жива.
Я отнес ее в избу, а что-то будто летящее за нами по лесу, казалось, пыталось ее у меня отнять. Возможно, оно потом билось в окна, но я старался держать как можно дальше от них, уже наученный горьким опытом.
Ложе, покрытое меховыми полостями, было подготовлено специально для нее. Я развел огонь в очаге, приготовил еду. Я делал все, чтобы привести Аллегру в чувство. И она очнулась. Хотя лучше было такого не видеть.
Я подобрал падшего ангела и поплатился за это.
Она ощупала разрезы для крыл на своей спине и поморщилась.
- Больно?
- Неприятно, - Аллегра уставилась на меня, будто на досадное насекомое, которое хочет слизать ее кровь.
- Неприятно? - заикаясь, переспросил я. Мой язык заплетался.
- Неприятно осознавать, что ты думаешь, будто во мне есть что-то человеческое. Что-то, как в тебе. Как в вас.
Имела ли она в виду еще и Аманду, шмыгнувшую за кресло-качалку с проворством тени. Или всех нас в целом: и людей и нелюдей. Всех, кто не ангелы из того собора в аду.
- Я не такая, как вы.
- Я так и не думал, - поспешил оправдаться я.
- Перестань. Я то вижу твои мысли, а вот ты мои нет.
Она стала какой-то дикой, возбужденной и в то же время неприступной, как статуя. Таким ли должно быть высшее существо? Совсем, как Эдвин. И вероятно как его отец. Недоступная и обжигающая смертных божественная красота. Она будто вся изо льда, но заставляет людей сгорать от неудовлетворенного желания.
