Линн Флевелинг - Белая дорога
Серегил заскрипел зубами, когда целитель, вытащив наконечник стрелы из его раны, закрывал её целебными травами и пропитанной бальзамом тряпицей. Покончив с этим, он при помощи Алека уложил Серегила на живот и аккуратно прихватил льняной ниткой края рубца, пересекавшего спину. Затем перевязал обе раны, наложил лубок на сломанный палец Серегила и произнес особые целебные заклинания.
— Это пока что всё, что я могу для Вас сделать, — сказал он, вымыв в тазике руки и направившись к двери.
— Благодарю, — пробормотал Серегил, чувствуя, как под действием заклинаний его окутывает расслабленная нега.
— Если будет беспокоить боль, пошлите ко мне кого-нибудь из ваших друзей. Да пребудет с вами благодать Всевышнего.
— Ризер вряд ли позволил бы парню применять на нём свои заклинания, — сказал Микам, когда тот вышел. — Он бы, конечно, ни за что не признался, но, полагаю, это для него слишком уж по-тирфейски. Вряд ли ему бы понравилось.
— Не сомневаюсь, — Серегил тихонько потянул ошейник, всё ещё сжимавший его горло. — Сними это с меня. Прямо сейчас.
Микам вытащил нож и осторожно просунул его под ошейник. Затем аккуратно, удерживая обруч неподвижным, перепилил свинцовые клепки и развел его концы, чтобы свободно проходила шея Серегила.
— Наконец-то я снова свободный человек! — хрипло засмеялся Серегил.
Металл, как заметил Алек, немного натёр ему кожу, оставив тонкий красный след на шее Серегила.
Он невольно подумал об Иларе. Тот носил свой ошейник так долго, что кожа под ним успела побелеть.
Они оставили его здесь, в Пленимаре, освободив от ошейника и избавив от рабских следов, но шрамы на его теле — они непременно выдадут его.
Ты же знаешь, что они со мной сделают!
Алек знал.
— Быть может, нам следовало вернуться за ним? — пробормотал он достаточно горомко.
— Ты имеешь в виду Илара? — спросил Серегил. — Это будет самоубийством. Почему бы ему не остаться с Уланом? Или… он же мог поскакать за нами. — Он снова прикрыл глаза, однако Алек успел заметить промелькнувшую в них жалость. — Полагаю, с Уланом он в безопасности.
— Будем надеяться, что так будет и впредь, — отозвался Микам. Однако уверенности в его голосе было маловато.
ГЛАВА 32
Странные Союзники
РИЗЕР оставил за главную Новен. Приглядывать за Себранном и следить за проезжающими мимо — это было не слишком уж трудно.
Остатки тирфейской магии развеялись, и Себранн был теперь такой же бледный, как Хазадриен, с теми же серебристо-белыми волосами, которые ему аккуратно обрезали и заплели в косу. Вспомнив о я’шеле, она покачала головой: какое же было невежество — кормить его каждый день! Малыш очень хорошенький, жаль только, что бескрылый, и, казалось, целиком и полностью предан Хазадриену, как, впрочем, и тот ему. Эти двое были теперь неразлучны. Для тайан’джилов это было не очень-то характерно — держаться вместе, но этот, которого звали Себранном, был ещё своего рода дитя. Стоило Хазадриену присесть, он тут же вскарабкивался ему на колени, а ночью сворачивался калачиком возле него и, укладывая голову на колени Хазадриену, произносил своё «спа-а-ать» странным скрипучим голоском. И если кто-то пытался увести его от Хазадриена, он очень отчётливо говорил: «Нет». Всякий раз, когда он разговаривал, по спине Новен бежали мурашки.
Тайан’джилы… это было нечто особенное. По крайней мере, так должно было быть. Там, дома, она редко с ними встречалась, но когда такое происходило, это были для неё не более, чем странные существа, которые нужны тебе, когда ты болен. Хазадриельфейе весьма ценили их за эту их способность целить, прекрасно осознавая и цену этого. Каждое из существ появилось в результате чьих-то страданий, чьей-то неволи, и вряд ли кому-то из хазадриельфейе хотелось бы вспоминать про это. То, что Себранн вёл себя почти как настоящиее человеческое дитя, лишь усугубляло это ощущение, делая лишь более очевидным.
Но теперь её тревожило и ещё кое-что, с ним связанное.
— Видел их? — спросила она Рейна и Сону, возвратившихся из охотничьего рейда.
— Да, и сегодня их ещё больше.
Каждый день ответ был таким же. У Новен прежде не было никаких неприятностей с рета’ноями: они, как правило, оставались в своих горах, и если спускались, чтобы совершить обмен или что-то выторговать, обычно оставались дружелюбными и не причиняли никому никаких неприятностей. Пока что Турмай и Наба оставались залогом их успеха, сумев договориться с ближайшими кланами, которые позволили свалить эти деревья. Но с того момента, как уехал Ризер, что-то неуловимо изменилось: Новен была слишком опытным следопытом, чтобы не определить, когда превратилась в добычу сама.
Наба и его соплеменники по-прежнему оставались с ними с тех пор, как они захватили своих пленных. Теперь же там, наверху, стали появляться и другие. Днем от костров, на которых они готовили пищу, в небо поднимались дымы, ночью же вдоль цепи вершин, то тут, то там посверкивали огоньки сигнальных костров. Днём и ночью сюда доносились звуки у’лу. Очень много у’лу!
Так чего же им было нужно? С собой у хазадриельфейе было лишь самое необходимое, что можно было унести, вряд ли это представляло собой какой-то интерес для вора. Разве что лошади? Но эти рета’нои — южане, похоже, не испытывали в них никакой нужды.
Турмай, свободно перемещавшийся между двумя лагерями, заверил её, что, пока они остаются внизу, у водопада, никакой опасности нет.
— Что они хотят? — спросила Новен.
— Они не доверяют чужакам. Хотят, чтобы мы убрались отсюда. Именно поэтому они и помогали вам, так что вам лучше исчезнуть как можно скорее.
— Но тебя-то они приняли?
— Я — рета’ной.
Турмай уходил к своим южным собратьям каждую ночь. Там он играл им на у’лу, усаживаясь в их огромном кругу, а женщины-ведьмачки танцевали вокруг костров свои магические танцы. Он занимался любовью с их женщинами, чтобы они зачали детишек с северной кровью, он делил с ними пищу, врачевал любого, кто бы об этом ни попросил. Оба их народа жили отдельно друг от друга дольше, чем можно было сосчитать, но традиции гостеприимства оставались незыблемы.
Когда они пели и плясали, Мать разговаривала с ними, снова повторяя то, что она уже говорила Турмаю про Алека Две Жизни и этого тайан’джила, о жизни и смерти и о несокрушимых вратах, разделяющих их.
Рета’нои приходили отовсюду за много миль, просили весточку у’лу, но были и такие, что приходили по собственным причинам. Сейчас их было уже около сорока человек, и пятеро из них — ведьмаки. Они встретились у костра и вели разговор о маленьком тайн’джиле и о человеке с двумя жизнями. Турмай говорил мало, всё больше слушал, но он обучил их песне, которую подарила ему Мать.
