Екатерина Оленева - Невеста для Мрака (СИ)
Глава 36
Я была не готова к жёсткому рывку, закружившему мир в немыслимой свистопляске. Уши заложило ветром, глаза закрыла черной пеленой. Когда же все прекратилось, мы очутились в уютной комнате.
Я с удивлением разглядывала алые взметающиеся занавески, порождающие тысячи теней, жаровни, походившие на драгоценные алтари с ароматическими маслами, распространяющие в пространстве удушливые ароматы. По полу в хаотичном порядке были разбросаны низкие лежанки, мягкие коврики с длинным ворсом — нога утопала в них по щиколотку. Было такое впечатление, что Миарон перенёс меня в прошлое, в памятный Дом Летящих Теней.
Переход с морозного, пахнущего пожарной гарью воздуха в колоритную, слишком жарко натопленную комнату, был столь резким, столь контрастным, что мне сделалось дурно. Сознания я не потеряла, просто присела на один из бесчисленных пуфов.
— Где мой сын, Миарон?
Я так боялась услышать в ответ что-нибудь страшное и безнадёжное, что слова почти кровоточили у меня на губах.
— Не хочешь снять шубку? — не глядя на меня проговорил он. — В этой жарко натопленной комнате теплая одежда так же неуместна, как моя нагота в заснеженном лесу.
Скинув шубу на пол, я повторила вопрос:
— Мой сын, Миарон?.. Он жив?
— Разве я когда-нибудь тебе лгал, Красный Цветок? — укоризненно покачал головой оборотень.
— Так дай мне его увидеть, пожалуйста!
— Уймись!
Я испуганно стихла.
Никогда бы не подумала, что дойдёт до такого, но сейчас, прикажи мне Миарон прыгать через верёвочку или в зубах принести брошенную им палку, я бы побежала, как послушная, хорошо выдрессированная собачка. Через верёвочку, по тонкой доске, вплавь — всё, что пожелает.
К счастью для меня, даже его больное воображение не дошло до таких крайностей.
— Я бы предпочёл, чтобы ты сначала отдохнула.
— Я не могу отдыхать, пока не увижу сына! — взорвалась я. — Миарон, если это не попытка в очередной раз помучить меня, покажи мне его. Умоляю!
Мне было плевать, что он сейчас думает о моей слабости и глупой эмоциональности. Мне нужен был мой сын.
— Покажу я тебе твоего младенца, — сдался он. — Иначе ведь ты не уймешься.
Это даже не требовало обсуждений. Так истомленный путник в пустыне не будет рад ни золоту, ни изысканной еде, ни встрече с любимыми — ничему, коль не дать ему воды, способной утолить мучительную жажду. Для меня весь мир сузился до маленького тельца, которое жизненно необходимо было хотя бы увидеть, если не обнять, не ощутить в руках.
Я не сопротивлялась, когда железные руки Миарона канатом обвились вокруг моей талии и увлекли меня в гущу многотысячных прозрачных занавесок.
Колыбель стояла в маленькой комнате, защищенной от малейшего сквозняка. Уютная, круглая, как скорлупа ореха, младенческая кроватка будто источала свет.
— Лейриан!
Миарон удержал меня:
— Тише. Ты же его разбудишь.
— Пусти меня!!!
— Одиффэ, будь благоразумна. И ребёнок, и ты — вы оба нуждаетесь в отдыхе. У вас будет время. На самом деле он теперь весь твой, ведь я-то совсем не рвусь в няньки. Но сейчас давай пока оставим его в покое, дадим ему выспаться, а ты тем временем успокоишься и приведёшь себя в пордок.
— Миарон!..
— Если будешь хорошей девочкой, я сообщу тебе ещё одну хорошую новость.
У оборотней просто колоссальная физическая сила. Они карету одной рукой поднимут, второй в щепки разобьют. Если уж Миарон решил меня держать, я не смогу вырваться. Я сдалась, обмякнув.
— Готова? — ухмыльнулся он, приближая ко мне свои кроваво-алые губы.
Выглядело это так, будто он собирался меня поцеловать, но, Хвала Двуликим, Миарон этого не сделал. Его губы приблизились лишь к моему уху. Голос струящимся шелком потёк вниз по шее, вибрируя в позвоночнике.
Какая ирония, что у этого чудовища голос божественного посланника?
— Я сдержал данное слово, Красный Цветок. Спас обоих. Сына и отца.
Видимо чувства мои столь притупились от пережитого, что радости я не испытала. Просто огромное облегчение, будто с души свалился камень.
— Почему ты так смотришь на меня? — нахмурился Миарон. — Ты мне не веришь? Или ты не рада?
— Он… здесь?
— Думаешь, любовь на троих — это то, что нам надо?
Руки Миарона продолжали удерживать меня, я чувствовала его пальцы на своих предплечьях словно горячие кандалы. Потом он прижал меня к своей обнаженной груди, и я почувствовала сильные, ритмичные толчки его сердца.
— Как ты себе это представляешь, моя смертоносная куколка? Мы оба ублажаем тебя? Или вы оба — меня?.. Обычно я не против, но в этот раз ни один из вариантов почему-то не выглядит привлекательно. Я не собираюсь ни с кем тобой делиться. Ты моя и только моя. Так мы договаривались, помнишь?
С тех пор, как я сбежала от Чёрного Кота прошло, как мне казалось, много лет. В мифологии змея рано или поздно кусает свой хвост (чего в реальности с ней, кстати, никогда не происходит). Вот и я, как не металась, как не бесилась, как не рвалась, в итоге пришла к тому же, с чего начала — к Миарону Монтерею.
Или к Грейстону Рэйфрэ?
Всё-таки, Миарону. Это имя подходит к нему больше. Такое же мягкое, текучее, тёмное.
Какая-то часть меня навсегда осталась на выжженной поляне с умершими охотниками, там, где несколько самых страшных минут в моей жизни я верила, что Лейриан и Эллоиссент умерли. Но жизнь продолжается, и я теперь как змея, сбросившая старую кожу, чтобы возродиться в новой чешуе. Миарон выполнил свою часть сделки, очередь за мной. Обманывать его ожидания опасно. Да и вообще обманывать не в моих правилах.
Я представила себе, что будет, если завтра Дик*Кар*Стал всё-таки загонит Миарона в угол, если заставит меня снова стать его королевой — что тогда? Соглашусь ли я? Конечно. Положа руку на сердце, если Дик*Кар*Стал не разлучит меня с сыном, я смогу быть вполне счастливой рядом с ним.
А вот смогу ли я быть счастливой и спокойной рядом с Миароном? Вопрос на миллион.
Жизнь с Дик*Кар*Сталом будет размеренной, жизнь рядом с Миароном — полной страстей и взрывов. Пожалуй, если бы это зависело от меня, я бы выбрала моего короля, а не моего зверя. Но пусть решает судьба. Как бы не легли карты, игра продолжится.
Если завтра они оба — и Миарон, и Сиобрян, — вдруг исчезнут из моей жизни, я, наверное, не испытаю ничего, кроме облегчения. Смогу жить больше не подстраиваясь, не боясь, не прогибаясь.
Наверное, поэтому из всех троих мужчин в моей жизни я всегда тянулась к Эллоиссенту. Он был легкомысленным, таким и сяким, но он никогда не довлел надо мной. Мы были с ним на равных. Эллоиссент не сражался со мной, как Миарон, не пытался использовать, как Сиобрян, Он принимал меня такой, как я есть. В отношениях с Миароном, равно, как в отношениях с Сиобряном, я занимала подчиненную позицию, шла по намеченному ими для меня пути. Они оба лишали меня в жизни главного — свободного выбора.