Гай Кей - Изабель
— Только один? — Теперь Фелан не спускал с нее глаз.
— Только один, за все время. Один из вас убил другого, а потом сам умер, слишком рано, и оставил меня одну. Но не совсем одну. В тот раз. Я носила его дар.
— Ты понимаешь, любовь моя, что это будет означать, если мы уйдем туда, вниз, вместе? Мы оба.
Кадел произнес это мягко своим низким голосом, но без страха. Он лишь хотел удостовериться. Она серьезно кивнула головой.
— Мы все понимаем, что это будет означать. Но никто из вас не нашел меня, а мальчик — участник этой истории. — Нед подумал, глядя на нее, что она еще никогда не выглядела так царственно, как сейчас.
Мужчины повернулись — это он тоже запомнит навсегда — и посмотрели друг на друга. Огонь и лед, объединенные чем-то таким, чему у него не хватало ума дать название, — он недостаточно долго прожил на свете.
Фелан снова повернулся к ней. И медленно кивнул.
— Кажется, я понимаю. Это конец, любимая? — Он поколебался. — Следует ли сказать, давно пора?
Изабель внезапно горячо покачала головой, отрицая это.
— Я не хочу так говорить! Я никогда этого не скажу.
Она повернулась к высокому мужчине. Один, а потом другой. Один, а потом другой. Неду захотелось попятиться, прижаться к стене пещеры, но он боялся привлечь к себе внимание этим движением.
Изабель сказала Каделу:
— Ты по-прежнему веришь, что наши души находят другой дом?
— Всегда верил, но, возможно, не все души. Наши пути по-разному проходили по своду жизни, пути всех троих. Я не стану самонадеянно предсказывать судьбу своей души. Особенно после этой пропасти.
— Ты станешь меня искать? Где бы я ни была? Если будет такая возможность?
Теперь Нед плакал. Он все-таки попятился назад, пока не наткнулся на холодную каменную стену возле отверстия на юг. Он чувствовал дующий оттуда ветер.
Кадел произнес таким голосом, за который мужчины и женщины, вероятно, шли на войну и через горные перевалы, сквозь леса, во тьму:
— Где бы ты ни была. Пока солнце не умрет и последний ветер не пронесется по мирам. Разве нужно спрашивать меня об этом? Даже сейчас?
Она снова покачала головой, и Нед услышал ее ответ:
— Нет, мне не нужно спрашивать. Мой сияющий. Анвил. Возлюбленный.
Кадел еще мгновение стоял, глядя на нее, запоминая ее, так хотелось Неду определить этот взгляд, а потом — не протянув руки, не прикасаясь к ней, — сказал:
— Тогда, я думаю, пора идти.
Он повернулся и пошел к отверстию пещеры. На краю обрыва, рядом с Недом, он остановился и опустил руку на его плечо. Без слов.
И другому мужчине он ничего не сказал, хотя и оглянулся, и они обменялись взглядом, серые глаза и синие. Неду, который беззвучно плакал, казалось, что он слышит, как кровь течет по полостям его сердца. «Кровь моей крови».
Потом Кадел отправился вниз, выпрыгнув из пещеры на круто уходящий вниз спальный карниз. Нед видел его в сиянии вечернего солнца, в самом последнем свете дня, пока он шел к низким, темно-зеленым кустам, обрамляющим пропасть, которая была местом жертвоприношения.
Там он все же остановился, но не из-за страха, ничего похожего, так как, когда он посмотрел назад и наверх, мимо двух мужчин на женщину, он снова улыбался, золотой и спокойный.
Вот таким Нед Марринер видел его в последний раз, сквозь слезы, которые никак не переставали литься, когда Кадел сделал последний шаг и без единого звука устремился к своему концу.
Нед смотрел на пустоту, где только что стоял человек. Он отвернулся. Увидел пару птиц, летящих на юг, на фоне склона горы. Небо не падало, хотя это время и место были такими, что можно было себе это представить.
Он повернулся назад, к Фелану. Тот постоял еще несколько секунд, глядя вниз, в сторону пропасти. Потом двинулся вперед. Прошел близко от Неда, как до этого Кадел. Но не дотронулся до него. Вместо этого снял свою серую кожаную куртку и легонько набросил ее на плечи Неда.
— Когда сядет солнце, станет холодно, — сказал он. — Боюсь, на одном плече дыра. Может, ее можно зашить.
Нед не мог говорить. У него болело горло и сердце. Слезы мешали видеть. Фелан еще несколько мгновений смотрел на него, словно хотел еще что-то прибавить, но ничего не сказал.
Он перемахнул через край, как всегда, без усилий, легко приземлился, и подошел к краю пропасти, как до него другой мужчина.
Нед услышал за спиной голос Изабель. Он не обернулся. Он боялся смотреть на нее. А человек, стоящий ниже, обернулся. И посмотрел на нее.
Нед услышал, как она снова произнесла:
— Анвил.
Тогда мужчина, которого она так назвала, улыбнулся, стоя на горе, так далеко от того мира, где когда-то родился, освещенный солнечным светом, который за все эти годы ничуть не изменился.
Он посмотрел мимо Неда туда, где стояла она. И произнес ее имя.
— Каждый вздох, — сказал он ей в конце. — Каждый день, каждый раз, во все времена.
Потом шагнул за край, вниз, в темноту.
* * *Нед постоял у стены еще несколько мгновений, а потом вынужден был сесть. Он свесил ноги с края пещеры, глядя на догорающий день и на наклонный карниз, где уже никто не стоял.
Он не знал раньше, что можно ощущать такую печаль, так тяжело чувствовать груз времени.
«Пока солнце не умрет».
Солнце садилось, а утром оно встанет, и люди должны заставить себя верить в это каждый раз, когда наступает ночь. Он вспомнил, как Кейт Уэнджер только вчера ночью говорила о том, что в прошлом закат солнца никогда не был временем красоты или покоя. Мужчины и женщины боялись, что темнота придет и не закончится.
Он уже не плакал. Слезы иссякли. Нед вытер щеки и почувствовал холод ветра. Еще две птицы, или те же самые, кругами спустились вниз на востоке и пропали из вида. Куртка Фелана лежала на его плечах. Нед смотрел на пропасть, полускрытую кустами. И жалел, что не знает никакой молитвы, чтобы прочитать ее, хотя бы про себя.
Услышал за спиной шорох, но не обернулся.
Он боялся. Слишком остро сознавал, какую роль сыграл здесь. Он считал, что не вынесет выражения лица Изабель. У его матери, сказал Кадел, ее волосы. Ее прабабушка, говорят, была ясновидящей. И о более далеком прошлом рассказывали подобные семейные истории.
А его тетя…
Нед вздохнул, вздох вырвался из такой глубины внутри его, которая казалась бездонной. Все-таки он оказался внутри этой истории. Это его семья, и Фелан, кажется, что-то понял — не зная, что именно, — с самого начала, в соборе, в тот первый день.
Изабель подошла ближе. Он скорее ощутил это, чем услышал. Он до боли остро чувствовал ее присутствие. Теперь они остались вдвоем. Она, наверное, смотрит вниз и вспоминает две тысячи шестьсот минувших лет. Как можно смириться с тем, что все закончилось, через столько лет? Кому еще приходилось справляться с этим?
