Della D. - Метаморфозы
Гермиона не видела, что вокруг нее сбитые с толку Пожиратели недоуменно оглядываются друг на друга. Они были первыми, кто понял, что Лорда Волдеморта больше нет в живых. Самые молодые из них бросили палочки на землю почти сразу, как свет пропал. Они не были готовы сражаться дальше. Они лишились своего лидера. Им больше не за что было драться. Некоторые члены Внутреннего круга еще пытались оказывать сопротивление, но теперь они оказались в меньшинстве. Дементоров нигде не было видно. Оборотни с удивлением обнаружили, что снова вернулись в свой человеческий облик и уже не могли что‑либо противопоставить волшебникам. Оставшиеся в живых два великана были слишком напуганы произошедшим и до сих пор не пришли в себя.
Хогвартс победил. Они не просто отстояли свою школу. Они положили конец войне. Второй войне против Волдеморта. Еще не все это понимали. Пока люди просто испытали облегчение оттого, что битва закончилась, а они еще живы. Пока авроры обездвиживали тех, кто сдался, профессора искали студентов, которым была нужна помощь, а сами студенты обнимали друг друга, не разбирая факультетов. Кажется, кому‑то хватило догадливости связаться с больницей Св. Мунго: со стороны школы к пострадавшим спешили целители, прибывшие через каминную сеть.
Гермиона не замечала ничего этого. Она видела только спокойное лицо зельевара, распахнутые глаза, безжизненно глядящие в небо, разметавшиеся по земле черные волосы. Девушка не плакала. Ее глаза блестели, но были абсолютно сухими. Она с тихим, глухим свистом вбирала в грудь воздух, как человек, страдающий астмой. Каждый вдох давался с огромным трудом. Ее руки безжизненно лежали на коленях.
Гермиона не шевелилась, не отрывала взгляда от Мастера Зелий. Ее глаза только перебегали с лица на его грудь, к рукам, скользили по складкам мантии к ботинкам и возвращались обратно той же дорогой. Девушка смутно осознавала, что рядом с ней стоит Рон. Ей даже казалось, что он что‑то ей говорит, но она не могла разобрать слов. Она не могла пошевелиться. Все, что она могла, — это вглядываться в знакомые черты, пытаясь осознать страшную правду: его больше нет. Это всего лишь тело. Человека, которого она так любила, который для нее так много сделал, больше не было.
Ветер трепал ее непослушные волосы, солнце, словно издеваясь, играло бликами на пуговицах простой черной мантии. Никто не подходил к ней, никто не пытался с ней заговорить. Некоторые ученики только кидали на нее удивленные взгляды, а целители из Св. Мунго сочувственно кивали.
— Пожалуйста, — едва слышно прошептали ее губы. – Ну, пожалуйста… Ты же обещал мне… Ты обещал…
Она не знала о чем и кого просит. Она просто не могла смириться с тем, что произошло. Дышать становилось все труднее, боль в груди стала почти невыносимой. Она снова посмотрела в его мертвые глаза, вспоминая, как они заставляли ее то сжиматься от страха, то замирать от восторга. Она опустила взгляд чуть ниже, посмотрев на руку, в которой все еще лежала палочка. Ей вспомнилось, как он сжимал ее ладонь этими тонкими пальцами той ночью, когда она лечила его раны. Сама того не осознавая, она легонько коснулась его пальцев своими. Они были холодны и безжизненны, как и его глаза.
Еще один беглый взгляд на его лицо заставил девушку вздрогнуть: глаза были закрыты. Гермиона подалась вперед, словно хотела посмотреть поближе, и заметила, как едва заметно шевельнулась нижняя челюсть, а потом кадык на горле.
— Северус? – глаза девушки расширились от возбуждения и страха. Она боялась поверить в то, что он может быть жив, как еще секунду назад не могла поверить в то, что он мертв. – Северус?
Очень медленно его глаза открылись вновь. Живые глаза. Грудь высоко поднялась в глубоком вдохе. Он слегка повернул голову, удивленно уставившись на нее.
Северус ничего не понимал. Он совершенно точно помнил, что был мертв. Он помнил луч Авада Кедавра, сбивший его с ног и погрузивший весь окружающий мир в темноту. К его удивлению, это не было концом. Тьма не продлилась долго. Очень скоро он почувствовал легкость, какой еще никогда не испытывал. Он чувствовал спокойствие и умиротворение. Наконец он сделал все, что мог. Наконец у него не осталось счетов, по которым нужно было бы заплатить. Он был свободен. Он искупил свою вину.
Северус не мог видеть, что происходило вокруг. Он видел только бесконечную синеву неба и почти нестерпимо яркое солнце. Он чувствовал ветер. Он сам им был. У него не осталось ни сомнений, ни страхов. Впервые в жизни все было по–настоящему правильно. Ничего не давило на него сверху, и он мог сам подняться в эту бесконечную высь, что раскинулась над ним.
Цель была все ближе, когда неожиданный яркий свет заставил его ослепнуть. Первой его мыслью было: «Как я могу ослепнуть, если у меня нет глаз?» Второй: «У меня нет глаз, потому что я умер». Третьей: «Гермиона!»
Он не мог так просто уйти. Свет дал ему сил оторваться от небесной глубины и посмотреть назад, на землю. Он увидел ее сразу: маленькую сжавшуюся одинокую фигурку посреди дыма и людей. Она склонилась над его телом, застывшая, безмолвная. Одна.
— Пожалуйста… Ну, пожалуйста… Ты же обещал мне… Ты обещал… — услышал он так отчетливо, словно слова прошептали ему в ухо.
Свет захватил его полностью, он больше не видел неба, он стремительно приближался к земле. Тяжесть вновь навалилась на него. Тяжесть и боль, сомнение и страх – все то, что могло навсегда остаться в прошлом. Он возвращался. Потом снова стало темно.
Следующее, что он увидел, была Гермиона. Только теперь он смотрел на нее не сверху, а снизу. Она была испугана, но в глубине карих глаз уже загоралась искра счастья. Ради этой призрачной искры Северус Снейп расстался со свободой и покоем, которых так жаждал.
— Что произошло? – голос был чужим, но зельевар был уверен, что именно он задал вопрос. – Я ведь умер, — он с трудом сел, оглядываясь по сторонам. Кроме Гермионы, со смесью страха и удивления на него смотрел еще и Рональд Уизли. Выражение его лица не понравилось Снейпу, и он снова посмотрел на Гермиону.
Та, осознав, что совсем перестала дышать, сделала пару торопливых вдохов и выдохов. В ее глазах оставалось все меньше испуга и становилось все больше радости. Она еще боялась поверить, но уже больше не хотела ущипнуть себя: если это сон, то пусть ее лучше никто не будит.
— Это ведь была Авада Кедавра… О, Мерлин! – прикрыв глаза, внезапно простонал зельевар, заставив девушку вздрогнуть. Она уже хотела позвать кого‑то на помощь, но тут он пытливо посмотрел на нее. – Скажи, что у меня нет шрама в виде молнии на лбу! – он руками отвел волосы в стороны. – Посмотри! Нет?
С широкой улыбкой и нервным смешком Гермиона повисла у профессора на шее. Теперь она плакала. Смеялась и плакала и была счастлива, как, наверное, еще никогда в жизни. Снейп, конечно, моментально забыл о возможном шраме и обнял ее в ответ, гладя по волосам и настойчиво требуя немедленно прекратить «разводить сырость». Это только усиливало и смех, и слезы.
