Майкл Суэнвик - Драконы Вавилона
— Ну разве не здорово быть царем? — ликовал дракон. — И не вдвойне ли здорово быть последним царем Вавилона и наблюдать падение башни?
Нет, хотел ответить Вилл, нет, не здорово. Хотел, но не мог. В духовном мире невозможно было врать. Он не мог с чистым сердцем отрицать прилив черного восторга, испытанный им при мысли о всеобъемлющем отмщении.
— Я… — Вилл судорожно сглотнул. — В смысле, что я… Мне кажется, что…
— Возьми с них свое воздаяние! Начни с царя, который соблазнил твою мать и наставил рога тому, кто должен был стать твоим отцом. С тетки, которая помыкала тобою, а затем, когда ты вошел в силу, стала тебя бояться. С дружков, которые на тебя ополчились. И дальше все по порядку — деревня, тебя изгнавшая, бандиты, пытавшиеся тебя убить, стукачи, доносившие на тебя, лагерный комендант, который тебя шантажировал, беженцы, хотевшие сделать тебя тем, чем ты не был, мелкие чиновники, грубо выпихнувшие тебя за пределы закона, власти, травившие тебя как дикого зверя, любовницы, тебя предававшие, последователи, тебя оставившие, нотабли, считавшие, что ты не стоишь даже их презрения, аристократы, хотевшие увидеть в тебе то, чего в тебе не было, эльфийская леди, не решавшаяся тебя любить, народ, насильно сделавший тебя царем. Ну чем ты им обязан, кроме муки вровень с твоею собственной? Они — все до единого! — причиняли тебе страдания, пока сила была на их стороне. Так почему бы теперь, когда ты сильнее, тебе не ответить им ровно тем же? Что видел ты в этом мире, кроме уродства, мерзостей и насилия? Ты пытался быть добрым, и что тебе это дало? Этот мир реагирует только на кнут. Так собери же все свои силы и заставь его харкать кровью.
Вилл огляделся по сторонам.
— Что это за звук? — удивился он. — Я слышу какой-то звук.
— Не отвлекайся, — оборвал его дракон. — Мы говорим о вещах куда бодее…
Но Вилл уже открыл глаза.
Кто-то в голос ревел.
Вилл неуверенно огляделся по сторонам и ничего не увидел. Затем он повернул голову и увидел маленькую девочку, которая дергала кожаный ремень, крепивший его левую руку на подлокотнике.
— Эсме?
Пряжка ремня расстегнулась, Вилл поднял руку и только тут обнаружил, что его правая рука тоже свободна. Исчез и ремень, стеснявший ему грудь. И тот, что был вокруг лодыжек. Только сил у него совершенно не было, все, что он мог, — это столкнуть с головы корону. Она громко клацнула о загаженный бетонный пол.
— Иди сюда, маленькая. — Вилл похлопал себя по ноге, и Эсме вскарабкалась к нему на колени. — Не плачь, все уже в порядке. Как ты сюда пробралась?
— Я много умею всякого. Умею проскальзывать мимо охранников. Умею открывать замки. Умею проходить сквозь стены. Умею… что-то еще, но я не помню что. Но мне это было совсем нетрудно, я умею почти что все.
— Да, я помню. — Все, что Вилл помнил, было словно из другого мира, другого времени. Затем у него появилась новая мысль. — А почему ты еще здесь? С твоей удачливостью, ты бы должна была бежать из Вавилона, и не позднее чем вчера. Здесь теперь небезопасно.
— Я знаю, ты хочешь его разрушить. Ты хочешь убить мою жабу!
— У тебя есть жаба?
— Большущая жаба, я думаю, ты с ней знаком. Она такая большущая, что не может покинуть свой бар и целыми днями слушает радио и читает газету. Она мне что-то про тебя говорила, только я не помню что.
— Ты имеешь в виду Герцогиню? Эсме, держись от нее подальше, эта тварь предаст кого угодно.
— Вот, я вдруг вспомнила, что сказала мне жаба! Она сказала, что ты ее не любишь. Но я-то ее люблю! Она такая милая, она давала мне крендельки.
— Эсме, тебе нужно отсюда уйти. Тебе нужно поискать какое-нибудь убежище. Город горит…
И только тут Вилл понял, что никакого пожара нет. Боевые драконы, тучами врезавшиеся в город, были всего лишь мороком, видением, которое наслал на него Ваалфазар, драконья грань его самого. Город цел-целехонек, а всемогущие боевые драконы прикованы к земле и не смогут взлететь, пока он не даст им свободу. Содрогнувшись от ужаса, он стиснул Эсме в объятьях. Ведь он же почти ее убил! Об этом даже не хотелось думать. Ну и как же он мог замышлять уничтожение целого города, когда не хватало духа убить одного-единственного ребенка.
— Ладно, Эсме, — пробормотал он, смущенно отводя глаза. — Я буду хороший.
Эсме выпуталась из его рук, прижалась лобиком к его лбу и спросила, глядя прямо ему в глаза:
— Честное слово?
— Честное слово. Но все равно здесь не стоит оставаться. Ты можешь выбраться из дворца и чтобы никто не поймал?
— Ну конечно могу, я же везучая.
— А меня с собою можешь провести?
— Тебя? — На личике Эсме появилось сомнение — Вряд ли мое везение такое уж сильное.
— Конечно нет, да я и сам так не думал. — Вилл чмокнул девочку в лобик и опустил ее на пол. Он был совсем уже готов шлепнуть ее по попе и отослать прочь, когда глаз его зацепился за нечто непонятное. — А что это за большая булавка приколота спереди к твоему свитерку?
— Ну да, конечно, это для памяти. У меня же было для тебя письмо. Только оно мне мешало, и я его куда-то засунула. — Эсме порылась в кармане джинсов и извлекла мятый-перемятый конверт. — Вот оно.
— Благодарю, — поклонился Вилл без малейшей тени иронии. На конверте было написано «Прочесть без промедления», однако он сунул его в карман, не заглядывая внутрь. — А теперь беги! С тобою все будет в порядке.
— Я знаю, — согласилась Эсме. — Я же везучая. И убежала, весело взбрыкивая ногами.
Теперь Виллу предстояло решить, что же делать дальше. Он не хотел больше садиться на Обсидиановый Престол — а вдруг не удастся обуздать дракона? Да и быть оружием лордов Вавилона в их войне против Запада, ему тоже совсем не хотелось. Сила, полученная им по наследству, была слишком огромна, чтобы быть в распоряжении одной единственной личности. Как царь он был бы постоянной угрозой безопасности этого города, а с ним и всего остального мира, а потому он должен был устраниться. Тем или другим способом.
Два извива коридора, один поворот, длинная лестница, ведущая вверх, и Вилл вконец заблудился. Заблудиться — это просто чудесно, если у тебя есть время и настроение наслаждаться этим чудом. Все ново и удивительно, даже тяжелые медные плевательницы. Муравейник служебных коридоров, долженствующих скрывать от барского взгляда слуг, просто поражает. Вилл неизбежно задержался бы поудивляться надписи «ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ДЛЯ ЦАРЯ», сделанной по трафарету на внутренней стороне двери, чья лицевая сторона была ничем не примечательна, не услышь он голоса, гулко отдававшиеся на лестнице. Дворцовый персонал явно возвращал себе утраченные позиции. Он ломанулся в какую-то дверь и попал в коридор, сплошь уставленный алебастровыми статуями и часами из золоченой бронзы.
