Вера Школьникова - Дети порубежья
— Я обращусь к наместнице. Но ничего не могу обещать заранее. Последнее время ее величество не прислушивается к моим советам.
Он очень мягко обрисовал ситуацию — Саломэ не только не прислушивалась к советам Хранителя, она вообще с ним не разговаривала. Леар пропускал заседания Высокого Совета, а наместница забыла дорогу в библиотечную башню. Им больше нечего было сказать друг другу.
Но теперь ему придется просить аудиенции. Предстоит мучительная сцена — она будет надеяться, что он возьмет назад брошенный королю вызов, он будет читать эту надежду в ее взгляде и рваться с невидимой привязи, захлебываясь болью. Быстрей бы день траура. Ожидание смерти выматывало. Приговоренным к казни везет больше — они ждут всего семь дней.
Наместница сразу же согласилась принять его, в ее взгляде светилось облегчение — наконец-то Леар опомнился, сейчас это глупое и опасное безумие закончится, они смогут сохранить хотя бы память о былой дружбе. Тем больнее было разочарование, когда она осознала, что Хранитель не собирается извиняться.
Леар сухо изложил суть дела и протянул наместнице прошение:
— Он в своем праве, ваше величество. Дети не должны нести наказание за грехи отцов. Наместница Энрисса опасалась, что сын пожелает отомстить. Но мстить давно уже некому, а род Эльотоно правил в Квэ-Эро сотни лет.
Мэлин не мог выбрать более удачного времени, чтобы напомнить о своих правах. Если верить господину Чангу, в скором времени южанам и впрямь мог понадобиться новый правитель, так почему бы не вернуть провинцию прямому наследнику? Народ останется доволен, а герцог будет до конца дней своих помнить, кому обязан титулом. Что постановила одна наместница, вполне может отменить другая, тем более, что Саломэ не испытывала священного трепета перед наследием своей предшественницы.
Ее долг — передать королю мирную процветающую империю с верными вассалами, полной казной и довольными подданными. Если процветание после долгого правления Энриссы еще худо-бедно длилось, то с верностью вассалов и довольством подданных дела обстояли значительно хуже. В сложившейся ситуации даже министр государственного спокойствия не станет возражать, если Саломэ нарушит волю его обожаемой покойной госпожи.
Единственное, что смущало наместницу — дознаватели Хейнара. Вряд ли им понравится, что герцогом Квэ-Эро станет человек, обвиненный в пособничестве Ареду. Дело до сих пор не пересмотрели, год еще не прошел. А если вспомнить, что освободили упомянутого Мэлина от кары по причине безумия… Саломэ нахмурилась:
— Но ведь он сумасшедший, разве не так? Вы ведь сами утверждали, когда просили передать его ордену Дейкар.
— Передать на излечение. Они его излечили. Мэлин столь же разумен, как и мы с вами, — и тут же поправился, не дав наместнице возразить, — или только как вы, если мой пример кажется вам недостаточно убедительным.
— А если он снова в здравом уме, дознаватели потребуют суда!
— Над герцогом Квэ-Эро? Сомневаюсь. Даже псы Хейнара знают, где проходит граница.
— Но они же арестовали Старниса.
— Старнис не был графом. К сожалению.
Саломэ все еще сомневалась. До сих пор ей не приходилось принимать столь важных решений в одиночку. Леар не в счет, он хочет помочь родичу, а больше спросить некого, даже Высокий Совет собрать не получится — магистр Ир давно уже не появлялся при дворе, а последнее время куда-то пропала и госпожа Илана. Саломэ собиралась навестить наставницу, да все не находилось времени. Она поймала себя на том, что теребит кончик локона — старая детская привычка, от которой маленькую Саломэ не смогли отучить ни сестры-воспитательницы, ни придворные дамы. Она быстро отпустила прядь волос:
— Я подпишу указ о передаче титула.
— О восстановлении порядка наследования, — поправил ее Леар.
— Да, разумеется. Но решать, восстанавливать ли этот порядок будет министр Чанг. Он сейчас в Квэ-Эро. Подозревает герцога в измене.
Леар на полном серьезе кивнул:
— Это все морской воздух. Что ни герцог, то изменник.
— Я не шучу. Если герцог предатель — он будет наказан. Если нет, вашему родичу придется ждать, пока можно будет восстановить порядок наследования естественным путем. После смерти нынешнего герцога.
— Он может и не дождаться.
— Значит ему не повезет.
37
Зима в южных провинциях представляла собой унылое зрелище. Сырой воздух, посеревшее от постоянных дождей море, тусклое, вылинявшее небо. Сезон дождей длился недолго, уступая место короткой пряной весне и жгучему лету, но декабрь в Квэ-Эро вызывал у Чанга только одно желание — подсесть поближе к камину и выпить горячего вина. Он предпочитал честную северную зиму — горы снега, прозрачное ярко-синее небо с редкими пятнами облаков, сухой воздух, обжигающий губы на вдохе.
Но за этой роскошью следовало ехать в Суэрсен, а министр последние тридцать лет провел в Суреме, где такие дни выдавались редко, в январе, а всю остальную зиму колеса повозок тонули в раскисшем грязном снеге, свинцовое небо придавливало дворцовые башни к земле, а черные стволы деревьев в дворцовом парке казались прорехами в ткани мирозданья.
Южане к своей зиме относились как к любимой старой тетушке, захворавшей некстати, потому и ворчливой. Старушка поправится, и дела пойдут на лад, а пока что нужно терпеть и радоваться, что это всего лишь легкая простуда. Жареные каштаны заменили на уличных жаровнях вездесущих креветок. Мальчишки продавали свежих устриц дюжинами — замшелые раковины испуганно сомкнули створки от холода. Прямо на улицах ставили большие глиняные горшки с углями, моряки, застрявшие на зиму в порту, собирались вокруг них, пили горячее вино из толстых кружек, переступая с ноги на ногу, обменивались новостями, а ближе к вечеру расходились по кабакам.
Дети носились по узким переулкам, роняя сшитые на вырост башмаки с отвыкших от обуви ног, их не смущал ни дождь, ни холодный ветер, стучащий в ставни. Торговки отгоняли ребятню от прилавков, зимой у детей редко водились деньги. Летом мальчишки ловили креветок и крабов, девочки собирали мидии или водоросли для бумажных мастерских, а в холодные месяцы, когда море неспокойно, оставался только устричный промысел, да и то, нужно было знать места, до богатых отмелей без лодки не доберешься. Завязывались шумные перебранки, пока горластые тетки отгоняли одних, другие, обжигая пальцы, таскали каштаны прямо из огня. Впрочем, помногу не брали, понимая, что и торговкам надо как-то жить.
Чанг приехал тайно, пользуясь тем, что за пределами дворца мало кто знал министра государственного спокойствия в лицо. Остановился на небольшом постоялом дворе недалеко от порта. Двор держала почтенная вдовушка, в прошлом хозяйка лучшего дома удовольствий на побережье. Бордель тетушка Марч передала старшей дочери, а сама с младшими прикупила заведение поспокойнее. Кого попало на постой не брала, только людей порядочных, в добротных камзолах, плащах дорогого сукна и с толстым кошелем на поясе.
